Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
На носу и Учредительное собрание. Не дай бог повторить судьбу Керенского. Коба в этом насущном вопросе наделся только на ум и хитрость Ленина: если собрание пройдёт в полной мере, то Временное правительство Ильича падёт ко дну и больше никогда-никогда оттуда не выплывет.
Вот и поменялись местами.
А через четырнадцать дней – день рождения.
А через двадцать четыре – Новый год. Ленин не хочет его отмечать. Наверное, праздник будет отменён.
“Маленькая утопия” – то чувство, которое испытывает человек только один раз в год. Это мгновение может длиться
В мире, облачённого в мантию злости и ненависти к ближнему своему, внутри таится тёплое, греющее сердце. А в нём – любовь. У всех. Маленькая утопия приходит даже к тем, чьё сердце остыло. Понимание того, что становишься взрослее, что прошёл ещё один год. Сердце полностью никогда не остывает. И каким бы не был прошёдший год, какая бы ни была власть, жизнь, каким бы ни был тот самый человек – маленькая утопия для нас неизбежна.
5 мая 2017. Санкт-Петербург. “Кресты”.
– Господи, как же ты мог его упустить?!
Виктория, обхватив плечи руками и кусая губы, ходила взад вперёд. Гриша наоборот – стоял смирно, не шевелился. Они обнаружили отсутствие Михаила спустя час после того, как тот вышел из Эрмитажа и первая мысль: заблудился в многочисленных коридорах. Молодые люди самостоятельно прошли четверть залов в музее, когда же в конце концов положенное им время вышло, они решили просить помощи у смотрителя. Тот только повёл руками и сказал, дескать, сам, что ли, дорогу не найдёт.
Не добившись ничего, эсдеки приехали обратно в гостиницу. Виктория упорно не хотела покидать Зимний, пока не найдёт товарища, но все старания были абсолютно тщетны: скандал [международный(!) потому что девушка, потеряв терпение, набросилась на китайскую группу, дабы те не толпились у входа в Древнеримский зал] был, а Миши не было.
Теперь же они сидели на ресепшне, попросив служащую дозвониться до администрации Эрмитажа. Девушка хоть и дозвонилась, но на участке попросили немного подождать, пока они проверят камеры видеонаблюдения и уже тогда, определив личность, перезвонят.
– Это я виновата с этой репродукцией, – ругала себя Виктория. – Нельзя было так ветрено и неосторожно оставить вас. Но ты-то, ты где был?!
– Я думал, что он к тебе ушёл, – оправдывался Муравьёв. – Он сначала со мной мумию смотрел, потом сказал что-то по себя и ушёл.
Прошёл час, а из администрации никто не звонил. Виктория рухнула на кожаный диван перед столом и заломила руки.
– Не волнуйтесь вы так, – утешала её ресепционистка. – У нас здесь станции метро на каждом шагу. Двадцать лет парню, кутит где-нибудь. Сам приедет. “Дурной номер, – думала она между тем. – Всё он, проклятый”.
– Он бы не ушёл, – возразила Виктория. – Не мог.
На часах было двадцать минут шестого. Плазменный
«Здравствуйте. В эфире специальный выпуск новостей. Мы прервали нашу телепрограмму ввиду срочных событий, – сообщил взволнованным голосом диктор и перевернул лист. – В Санкт-Петербурге в эти минуты проходят массовые беспорядки. По данным, полученным только что, известно, что в центре города на Невском проспекте произошло столкновение нелегальной группировки правой оппозиции с сотрудниками правоохранительных органов. Екатерина Новосилина в прямом эфире с места событий. Екатерина, что у вас происходит?»
Гости города, внимая этим словам, начали возмущённо переговариваться между собой.
– Ты посмотри, только приехали, вот – беспорядки!
– Не говори. Опять фашисты объявились. Завтра, значит, вечером на Невский не пойдём.
Однако мужчина в клетчатой рубахе звучно шикнул на всех и люди продолжили слушать. На экране появилась картинка: на переднем плане стояла женщина, прижимающая к уху мини микрофон, а сзади ряд сотрудников ФСБ с касками и резиновыми дубинами пытались сдавить и окружить народную пёструю массу.
“Алексей, как вы видите, полным ходом идёт подавление этой акции, – поспешно сообщила журналист. – Отряд Федеральной Службы Безопасности сработал как всегда оперативно, однако оппозиция жёстко противится… Вот! Женщина в синей майке кинула дымовую бомбу в сторону… наших телекамер…”
Люди разом охнули. Давно, порядком давно не было таких выпусков новостей, и теперь граждане просто боялись моргнуть, чтобы не упустить ни секунды страшных, захватывающих кадров. Даже Виктория подняла голову.
«Катерина, – прореагировал диктор. – Картинка пропала, Катерина!»
“Туман скоро рассеется, а пока включим запись ранних видеокадров: всё началось с устного призывного митинга, который сопровождался вандализмом, мародёрством. Разбиты стёкла магазинов, сотрудника правоохранительных органов террористы сбросили в Неву, отобрав оружие. После первых выстрелов митингующие стали бросать националистические лозунги, насильно удерживать подле себя мирных граждан, нацелив на них оружие, пропагандируя свои экстремистскую идеологию и требуя немедленной отставки правительства.”
“Неужели началось? – подумала Виктория. – Но, что же так рано? Если только журналюги не врут и это действительно правые. Как же я их ненавижу”
В этот момент на её мобильный позвонили. Девушка, не отрывая взгляда от телевизора, достала из сумки телефон, очки, и, читая бегущую строку, ответила:
– Ало.
– Зомбоящик смотришь? – прозвучал из трубки глухой голос Заславского.
– Так точно. Народ со мной тут рядом изрядно напрягся. Объясните, что случилось?
– Лучше ты мне объясни, – голос Заславского был напряжён и зол, – почему Орлов среди митингующих?