Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
Ситуация зашла в крайний тупик. Зиновьев и Каменев переглянулись: они прекрасно понимали, что исключение из партии может быть обычным блефом, но когда на кону стоял Троцкий, который превосходил по славе и заслугам их вместе взятых, то тут уже было не до блефа и церемонностей. Ленин нажал на самое слабое место Григория: нездоровую любовь и преданность партии. В конечном итоге выбор был очень прост: либо Зиновьев и Каменев разбиваются об стенку, но чтобы Троцкий пошёл на сотрудничество с партией, либо они из неё пулей вылетают.
– Но Владимир
– Дело в том, батенька, что нас мало. А от количества многое зависит. У Троцкого есть авторитет, известное имя, ну и амбиции, естественно. За ним идут люди, а если он вступит в наши ряды, то уверяю, что в ближайшие месяцы мы обгоним меньшевиков и эсеров. Этот человек стоит тысячи, так что делайте что хотите, но чтобы он у меня с красным галстуком ходил и на всех углах распевал интернационал.
Каменев и Зиновьев снова обменялись обеспокоенными взглядами. Деваться было некуда, Ленин предпринял блестящий ход: загнал их в угол. Впереди – стена, сзади – пропасть. С ответом затягивать не стоило: Ленин не любит ждать долгих решений.
– Владимир Ильич, мы с товарищем Зиновьевым мало чем сможем поспособствовать агитации Троцкого в РСДРП (б), он… просто нас не воспримет… – начал Каменев, но Ленин перебил его.
– А тогда кого же он, по – вашему, воспримет? Вы, товарищ Каменев, и вы, товарищ Зиновьев – идеальные кандидатуры для, как вы выразились, «агитации» Троцкого в парию! Ну а кто тогда, если не вы – прекрасные ораторы, образованные люди, с гордостью носите такое звание как «большевик»! В конце концов, используйте своё врождённое обаяние.
Наступило минутное молчание. В это время Каменев рассуждал о возможных способах договора с Троцким и как не покинуть партию, а Зиновьев думал о том, какое унижение ему придётся испытать, и спрашивал себя, почему бы Ленину самому не уговорить Троцкого.
Первый затянутую тишину нарушил Каменев.
– Зная Троцкого, это будет нелегко и вряд ли наскоро… Всё сделаем, товарищ Ленин.
– Всё, что в наших силах… – аккуратно добавил Зиновьев.
Ильич внимательно оглядел союзников, и на его лице возникла хитрая змеиная улыбка.
– Этого, к сожалению, недостаточно. На коленях ползать я вас не заставляю, но если ничего другое не поможет, то… Идите на любые приемлемые уступки, я также приложу к этому все усилия. А ведь ещё окончательно не разобран вопрос с матросами. Поручу их Дзержинскому – пусть разберётся, а то в Орле почти отвык от подобного рода работы. Ну-с, товарищи, я думаю, мы договорились. Свяжитесь с Троцким сегодня же. Результаты должны быть – даже отрицательные. Завтра я спрошу с вас – мне необходимо знать его требования.
– Мы всё поняли, можно идти, Владимир Ильич? – спросил Зиновьев, медленно пятясь спиной к выходу. Каменев же молчал, не двигаясь с места.
– Конечно, идите. Маркс в
Но такое теплое прощание не приободрило дух большевиков. Они – расстроенные и удручённые, опустив голову, вышли из кабинета Ленина. Зиновьев был очень бледен. Он нервно заламывал пальцы на руках так, что их хруст был слышен на весь коридор.
– Ну, и что будем делать?
– Ленин всё нам сказал. Будем агитировать Троцкого или вприпрыжку из партии… прямо на фронт. Выбирай, Гриша, – печально ответил Каменев.
– Я не про это! Как мы будем его уламывать? Он же стена непробиваемая. Есть какие-либо варианты?
– Собственно говоря, почему ты меня об этом спрашиваешь? Неужели тебя не посещают собственные догадки? Стыдитесь, Григорий, ты же самый главный приближённый Вождя.
Зиновьев обиженно взглянул на Льва, расцепив руки и сунув их в карманы пиджака.
– Зря ты так считаете. Между прочим, мысли по этому поводу у меня есть, мне интересно знать ваше мнение, Лев Борисович.
– Что же, скажите мне твои догмы, а я скажу свои…
– Быть может, ты сначала телеграфируешь Троцкому, а позже я расскажу всё, что думаю, – сказал Зиновьев, указывая рукой вглубь коридора. Каменев пожал плечами и поспешно пошёл в указанном направлении. Зиновьев пошёл в другую сторону, перебирая в голове все простые пути исхода.
====== Глава 16. Пути исхода ======
Кто не был на Невском проспекте – не может судить об этом удивительном месте лишь по фотокарточкам или кинолентам. Даже сам Николай Васильевич Гоголь посвятил этой улице целое произведение, написав: «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере, в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта». И это действительно так, уверяю вас, ибо воочию автор лицезрел это уникальное, животрепещущее место, несравнимое даже с Бродвеем.
Описаний у Невского проспекта предостаточно, особенно писатели и поэты уделяют внимание не архитектуре улицы, а на его яркую, живую атмосферу среди жителей города. Невский проспект – сердце Петербурга, а ныне – Петрограда, не прекращает биться и по сей день. Место встречи для большевиков с Троцким стал Полицейский мост – однопролётный, с пологим сводом, собранным из пустых чугунных блоков, через который как раз и проходит Невский проспект.
Большевики сразу невзлюбили это название, поэтому употребляли изначальное наименование «Зеленый мост», да и оно, как утверждал лично Каменев, было намного красивее. Он и Григорий Евсеич по пути к месту встречи обсудили свои идеи относительно Бронштейна, однако в итоге они сошлись на импровизации. Время текло всё быстрее, как и шаги, и вот уже виден мост, откуда человек неотрывно смотрел вдаль, довольствуясь видом спокойного течения реки и простирающегося за ней пейзажа пока что умиротворенного города.