Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Вы вовремя, – тихо сказал Троцкий, не оборачиваясь.
Каменев и Зиновьев посмотрели друг на друга и, собравшись с духом, подошли к нему: Лев – с правой стороны, Григорий – с левой. Последний, сунув руки в карманы, нахохлился и ссутулился: издали он был похож на ворону сказочных размеров. Каменев был как всегда спокоен, сдержан и прост, слегка наклонив голову в сторону.
Троцкий – с идеально прямой осанкой, гордо поднятой головой, стоял посередине, скрестив руки на груди. Из-за такого соотношения он казался выше Каменева
– Шалом, Лёва, – поздоровался Каменев монотонным голосом, искоса поглядывая на Троцкого. Яркий солнечный свет озарял его черты лица золотым сиянием, оправа его очков отражала блеск уверенно-сощуренных светло-голубых глаз. От Троцкого исходили такой свет, невольный пафос и энергия, что у Каменева начали слезиться глаза, и тот поспешно отвел взгляд.
– Доброе утро, Лев Борисович, – лениво ответил Троцкий, игнорируя Зиновьева. – Я уверен, за эти два дня мало что могло измениться, поэтому не буду спрашивать типичный вопрос «как дела». Итак, сегодня вы хотели мне что-то предложить, встретившись на этом чудном месте?
– Да, – ответил Каменев. Зиновьев закатил глаза к небу: он чувствовал затянутость, как в словах Троцкого, так и в словах Каменева, что Григорию совершенно не импонировало.
– И что же? – допытывался Троцкий, бросив высокомерный взгляд на большевика.
– Неужели такому умному человеку как ты сложно догадаться?
– Хм, не понимаю о чём ты…
– Не дури, Лёва, ты всё прекрасно понимаешь.
– Право, Лев Борисович, не говори загадками, откуда мне знать, если в телеграмме ты ничего толком не написал об этом.
– А по какому ещё вопросу мы с товарищем Зиновьевым могли написать вам и назначить встречу в этом «чудном месте»?
– Не знаю, вам виднее…
В ходе этой распри окончательно потерял терпение Зиновьев, который оказался третьим лишним и не мог вставить свою ремарку.
– Так, всё, хватит, у нас и так мало времени! Вопрос касается условий… вашего вступления в РСДРП(б)!
– Ах, вот оно что! – победоносно воскликнул Троцкий.- «Будущий Робеспьер» послал свою свиту для переговоров со мной? Он, наверное, пригрозил вам исключением из партии, отправку на фронт прямо к немцам или… вы пришли сюда из-за искренней любви ко мне? Это очень мило с вашей стороны…
– Спасибо за помощь, Григорий Евсеевич, – с укором процедил Каменев. – Верно, что тратить своё и наше время. Ты должен был подумать над этим предложением, Лёва, нам нужен ответ.
– Нисколь не должен! Напротив, я на примирение с «Робеспьером» идти не намерен, – возразил Троцкий.
– Дело твоё, но не спеши: Владимир Ильич долго церемониться не станет, твоя кампания может не сработать, а мы предлагаем тебе сотрудничество на века.
– Интересно, какие же выигрышные стороны есть у вас, такие, что не могут быть у межрайонцев, у меня, у Луначарского, и вообще: с чего мне идти с вами на сотрудничество?
–
– Я впечатлён. Неужели всё как в утопии?
– Томаса Мора. Именно. Мы руководствуемся и его трудами.
– Вы думаете, что воплотить великую утопию в реальность под силу именно вам? Я очень в этом сомневаюсь. А где гарантии, что вы не прогорите? Что Керенский со своим окружением вас не уничтожит раньше? Полагаетесь на высшие силы?! – воскликнул Троцкий, после чего рассмеялся злобным смехом.
– Вы же допроситесь, Троицкий! – прошипел Зиновьев, хищно взглянув на революционера.
– Что ты сказал?! – Троцкий воинствующие начал подступать к Зиновьеву, который уже сжал руки в кулаки.
– Что слышал! Ишь, возомнил себя умнее всех. Теперь-то видать, отчего фамилия образована! Ну, и кто из нас на высший свет полагается? Не удостоился своей фамилии, так православную придумал.
– Да как ты смеешь, Радомысльский?! Я-то тебя прощу, да маузер не простит!
– Спокойно, товарищи! – Каменев быстро встал между ними, загораживая спиной Зиновьева. – Ещё не хватало здесь перестрелок. Лев, не слушай его, не ведает, что вякает. Я прошу тебя, подумай, не руби с плеча. Сам посуди: так всем лучше будет: и вам, и нам. Рабочий класс должен объединяться!
Троцкий, еще раз смерив мстительным взглядом кипящего Зиновьева, за исковерканную фамилию, скрестив руки, заявил:
– Раз так, Каменев, то измените название.
– Какое ещё название?
– «Большевики»! Измените на что-то более актуальное и не тривиальное, на что угодно, а иначе я с вами и с вашем «диктатором» никаких дел вести не намерен!
– Я готов был пойти на что угодно, любые условия, уступки, но… такое… уж увольте, Лев Давидович, это невозможно!
– На “нет” и суда нет, товарищ Каменев. Мне было заманчиво ваше предложение, но пока не будет по-моему, никаких пролетарских объединений не ждите!
– Неужели для тебя решает всё одна мелочь?
– О, это не мелочь, раз вы не согласились изменить её… Далеко не мелочь. Я себе цену знаю, а… Ленин и ваша партия того не стоит. Можете ему так и передать!
*
– Неужели он так и ответил?
Ильич внимательно выслушал Каменева и с каждым его словом хмурился всё больше. Зиновьев стоял, молча отвернувшись к окну, потому что ему было нечего сказать, тем более ему предстоял нагоняй за нагнетание конфликтной обстановки.
– Буквально так. Владимир Ильич, не стоит он таких наших усилий, разве у нас и без него нечем заняться?