Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Клянусь, – кивнул Лев. – Тем самым я заслужу доверие партии, надеюсь?
– Да... – невнимательно отозвался Феликс, отпирая дверь, внезапно в это мгновение, нежданно ни для кого, в камере поднялся такой сильный ветряной шквал, что даже огрызок карандаша отлетел далеко в угол. – Но если вы проиграете, то даже сам Алиэстр Кроули вас не спасёт. Я позабочусь об этом – взаимно вам клянусь. У вас есть шанс, вы скоро станете частично свободны, нарушите клятву – обретёте свободу абсолютную. Пока Вождь в бегах, а партия ушла в тень, вы станете центром нашей партии, и всё будет зависеть от вас. Я буду наблюдать за вами, но вы не заметите меня,
…Толпа.
Постскриптум: Из дневника В.А. Антонова-Овсеенко. Запись от 29 авг. 17 г.
«…Ещё ранним утром перед досмотром, уже давно проснувшись, решил от скуки я разложить шуточный пасьянс, которому меня научил товарищ Раскольников. А чем ещё заняться, дата амнистии на то момент времени была неизвестна, а шататься по камере не выход, к тому же морально утомительно. Так вот, разложил я карты, только хотел перекрыть пикового туза крестовым валетом, не пойми откуда появился ветреный порыв, чистый ураган – смёл и развеял все карты по сторонам в один хаос. Не поймёшь где чёрные, где красные – в таком шквале даже заслезились глаза. Удивительное происшествие, право, дело в том, что окошко узкое и такой ураган просто физически не мог пролететь через него. Так что в такой ситуации самое вероятное? Стучу в дверь, пока не услышал глухой голос полицая.
«Что надо?» – спрашивает, я ему и отвечаю «Что это тут у вас сквозняки такие, гражданин полицейский. Уж ли таким сложным образом убить от воспаления лёгких нас хотите? Удивляется, говорит, якобы «нет никаких тут у нас сквозняков».
«Что ж по-вашему это такое происходит?» – интересуюсь я.
Ответил что-то невнятное, из-за ветра так и не расслышал. Позже я узнал, что не у меня одного в это самое время ветерок погулял – во всех камерах в “Крестах” такое было. А ещё говорят не сквозняк, считают, что я совсем дурак и поверю во всякий фантастический и сверхъестественный бред? Совершенно не уважают своих подопечных, волю дай – расстреляют на месте.
Мрази…»
====== Глава 24. Последний день в Разливе ======
По длинному коридору Кремля поспешно шагал заместитель партийного министра по внешней политике Виталий Ухов. Обычно, когда он выступал на пресс-конференции или просто присутствовал на очередном “совершенно серьёзном заседании” Государственной Думы, на нём был стандартный и солидный серый костюм с галстуком, теперь же на нём был тёмный длинный блейзер моды восемнадцатого века с одним рядом бронзовых пуговиц в виде вертикальных крестов. Ухов прекрасно понимал, к кому направляется, а для того внешний вид должен полностью соответствовать нужному стилю, к тому же внутри Кремля большинство руководителей ходили во френчах или плащах, естественно только в те дни, когда не проводились экскурсии, а в последнее время их проводилось всё меньше и меньше. Он постучался в двери кабинета, который располагался в Западном Крыле, и, не дожидаясь ответа, открыл её. Хозяин кабинета фамильярно сидел на столе, спиной к вошедшему и лицом к окну, которое в данный момент играло роль гигантского экрана телемоста.
– …Внешнеполитическую программу обсудим через час, внутренняя не входит в мой сегодняшний распорядок, двадцать первого числа там у вас конгресс, вот тогда и проведём общегосударственное собрание, если вам так неймётся.
– Задержали! – задыхаясь, проговорил Ухов, положив перед иллюминатом папку. – Поймали мы его сегодня утром!
– Пожалуйста, конкретнее, – невнимательно отозвался Сальвиати, переведя взгляд с подчинённого на папку.
– Орловьего сыночка.
Иллюминат перелистнул одну страничку папки, вглядываясь в имя.
– Орловьего? Ах, архивариуса социал-демократов, январь. Могу вас только поздравить. Вы собственными заслугами сохранили покой отечеству, покой ордена и свой покой.
– Вы мне до сих пор угрожаете? – побледнел Ухов пуще прежнего. Сальвиати ловко соскочил со стола, обходя подчинённого, и, словно с угрозой, наклонился к нему.
– Наоборот, я вас хвалю, ведь месяц срока прошёл ещё зимой, на самом деле меня интересует кое-что другое. При нём были какие-нибудь документы, вещицы странной формы или подозрительные предметы, может быть, цифры на листке бумаги?
– А… извините, разве не нужно было просто арестовать его? – недоумённо и обиженно спросил Ухов, отводя глаза. – Группа захвата выслеживала его целую декаду, три часа укрывалась в засаде…
– Просто скажи, были у него вещи или нет?! – властно воскликнул иллюминат. Ухов нервно сглотнул и спустя несколько мгновений тихо ответил:
– Нет-с, ничего особенно обнаружено не было.
– Ни папок никаких, ни украшений? – смягчив голос, спросил Сальвиати, пытливо вглядываясь в лицо зама по внешней политики.
– Нет, – повторил Ухов, закрывая глаза. Иллюминат выпрямился, задумчиво почесав подбородок, подошёл к окну.
– Допустим, мальчик чист. Я краем глаза видел его досье… Михаил Николаевич Орлов. Родился седьмого января двухтысячного года в городе Москве… Ему всего семнадцать лет, маловероятно, что папаша ему мог доверить и поведать такую непонятную для юного парня штуку об ордене креста и многом другом из этой же песни, тем более о ключе…
– Скорее всего, мистер Сальвиати, молодёжь в наше время болтлива и глупа, – встрял Ухов. Иллюминат не ответил ему, пропустив его фразу мимо ушей, продолжил свои размышления вслух.
– …Но тот факт, что он явился в «Вертухаи», всё перечеркнул. Тут два варианта: либо он настолько глуп, что самолично отправился освобождать папашу, либо… – Джек мотнул головой, теперь обращаясь к Ухову. – Нет, сложно в это поверить, но парень действительно типичный болван, очень смелый, но от нас ещё никто не мог сбежать. Если бы мальчик знал об ордене, он бы никогда не помчался вызволять родственника – шпиона.
– Храбрые протесты. Похоже на дело Навального, – предположил Ухов. Сальвиати отрицательно кивнул головой.
– Нисколько, с Навальным пришлось повозиться, да и большая часть его деятельности – пиар, а с этим глупым Орловым разобрались быстро и на пиар это не похоже… Ну-с, и где же он скрывался?
– В центре города…
– Вы мне врёте, но меня это совершенно не волнует, ваше счастье, – процедил иллюминат, вновь садясь на стол, скрестив ноги и руки на груди. – СМИ скажете, что задержали на окраине, где-нибудь у обочины, хотел покинуть Москву и сдался добровольно. Неадекватен, но заслуженное наказание получит на суде.