Двадцать и двадцать один. Наивность

Das_Leben

– Что ты говоришь! Нужно будет обязательно посетить Орёл, ты так потрясающе отзываешься о нём, а ведь только видел Централ. «Город ада»… Как драматично.

– Воля твоя, но смотри, как бы вас он тебя не притянул к верной смерти, – пронзительным голосом, как у пророка, предупредил Дзержинский.

– Полно тебе! Вас же не притянул… Коба, да ты совсем зазевался!

– Я не спал ночью, не подумай, что мне скучно, – честно ответил Коба. На секунду ему показалось, что у Свердлова в обращении к нему был странный голос, который будто хотел, чтобы Коба поскорее ушёл.

– Да ладно тебе саркарстировать! Будто

я тебя не знаю, может, посмотришь, освободился ли Ильич?

– Пожалуй, – «нет, не показалось», – решил Коба, всё же его диалог с товарищами и без того слишком сильно затянулся. – До свидания, товарищи.

Странное Кобе показалось поведение Дзержинского и Свердлова, весьма странное. «Хорошо, что я не застал Орджоникидзе», – думал он про себя, пробираясь на опушку. Взоры на него обратили пятеро: Зиновьев, который вот уже который час сидел около шалаша, Ильич, который ходил взад вперёд, Емельянов и его два сына.

– Коба, вот и вы, – махнул рукой Ленин. – Не в обиду будет сказано вам, товарищ Емельянов, но начинаются дожди, как это ни странно, несколько раз нас чуть не разоблачили соседи. Представьте себе, хотели нас к себе на помощь направить…

– Я с тем и прибыл, вам тут опасно оставаться. Опасность раскрытия под угрозой, будет нехорошо, а в Петрограде уже ходят масса слухов. К тому же скоро польют дожди, и мы с товарищами решили, что будет лучше всего перенаправить вас в Финляндию.

– Превосходно, тогда я иду собирать вещи! – торжественно воскликнул Ильич. Зиновьев по-прежнему молчал, только хмуро спрятал взгляд.

– Григорий, ты тоже можешь, конечно, поехать в Финляндию, но так же есть вариант конспиративных квартир рядом с Петроградом…

– Пожалуй, нет, – отрезал Зиновьев. – Сейчас мне чем ближе к Питеру, тем лучше, да и кто я такой, чтобы представлять для Керенского какой-то особый интерес, а если попадусь, то так тому и быть.

В это мгновение Коба по-новому посмотрел на своего товарища, не как обычно – со снисхождением или неодобрением, а даже с гордостью. Он не ожидал, что когда-нибудь подумает так, но всё же Зиновьев в его глазах очень высоко поднялся.

– Вы друг с другом не разговариваете? – на всякий случай решил уточнить Коба, ему никак не хотелось верить в смелость и решительность Григория.

– Это совершенно ничего не меняет, – вздохнул Зиновьев. – Я не изменю своему решению, когда отплываем?

– Сегодня вечером. Будь готов, товарищ Зиновьев.

– Всегда готов!

Девять часов вечера, но небо летом было до сих пор голубым, тихим и совершенно безмятежным, но вот неожиданно появилось фиолетовое облако, а за ним ещё одно и ещё… Так, спустя всего пятнадцать минут, ниже к горизонту окутало светло лиловой дымкой, выше уже темнела густая глубокая ночь и вот по очереди зажигались далёкие, но яркие звёзды, которые не изменяются в течении миллионов лет. На краю берега стояли двое, молчали, неотрывно глядя на это небо.

– Как вы считаете, что происходит с человеком после смерти? – первым нарушил тишину Ильич.

– Они отправляются в небытие, превращаясь вон в те звёзды, – холодно ответил Григорий, не сводя глаз с неба.

– Да, одни сгорают в бесславии, других ждёт чёрная дыра, и лишь немногие единственные получат истинное бессмертие, сияя и сопутствуя людям со звёздных небес, – согласился Ильич, переводя взгляд

на товарища. – Простите меня за все то «хорошее», что приключилось с вами сегодня. Да и не только сегодня, а вообще – что я прежде не ценил вас, подвергал напрасной опасности, а вы всегда с риском для себя на это шли. И будьте осторожнее, прошу. Без вас мы вряд ли начнём борьбу за наше освобождение…

Эти слова тронули Григория до глубины души, он, не помня себя, кинулся на шею Ленина, крепко обнимая его.

– Мы уже её начали, спасибо вам за всё, и вы меня простите, – проговорил он и уже не смог сдержать эмоции и слезы.

– Будет вам расстраиваться, вы же большевик – железо, камень, сталь! – Ильич отстранился от Григория, говоря на прощание. – До свидания, Григорий, до скорой, надеюсь, встречи.

2017.

– … Тёмной ночью с девятое на десятое августа лучшие друзья мчались в противоположных направлениях, отдаляясь друг от друга всё дальше и дальше – один из них, на пути в Финляндию, под свист гудка поезда и вихри ветра вырвал из своей тетради один единственный злосчастный листок, отпуская его во мглу, как символ старой злосчастной жизни, который более не был никому нужен. На съезде партии И.В. Сталиным были зачитаны тезисы, В.И. Ленина благополучно перенаправили в Финляндию, а спустя двадцать дней Феликс Дзержинский праздновал свой юбилей. Как это эпично! – провозгласил Миша, отрывая взгляд от тетради. – Теперь я хоть более или менее включаюсь в эпоху, только вот почерк – безумно корявый, читать трудновато.

– Включайся, только не забывай, в какой эпохе мы живём, – заметила Виктория. Она забрала у юноши тетрадь, но перед тем как спрятать её, взяла со стола ручку и написала какое-то слово.

– Ты пишешь левой рукой? – поинтересовался Сергей.

– Нет, она правша, я видел, что она рисует именно правой рукой! – возразил Миша, но приглядевшись на руку, которой пишет девушка, очень удивился. – Ты пишешь левой рукой в документе?!

– Это моя тетрадь, этот эпизод в истории меня заинтересовал, ну я и завела тетрадь, хотя, скорее это ежедневник по толщине своей, чтобы самые яркие факты истории туда переписывать. Синий – мой любимый цвет, а я – амбидекстр!

– Кто? – испугался Миша.

– Ишь ты! Никогда таких людей не встречал. Михалыч, амбидекстр – человек, который умеет писать и правой и левой рукой.

– Приятно, что такие слова знаю не только я, – сказала Виктория и убрала тетрадь глубоко в шкаф, опасаясь, что её питомец прогрызёт их, как и поступил с «Корниловским мятежом».

– Вернёмся к теме, – предложил Сергей, отрываясь от своего планшета, и со снисходительной улыбкой обратился к Виктории. – Вы хотите проникнуть в наш дом, но вот беда, какая – он оцеплен, и как без лишних подозрений туда попасть?

– Это дело одной минуты, подождите меня, – Виктория достала из кармана джинс небольшой чёрный мобильный телефон, Мишу крайне смутило отсутствие на его панели белой гравировки надкусанного яблока.

– Сначала хоть согласуйте с нами, что собираетесь делать?

– Звонить в участок, естественно, – ответила Виктория, набирая короткий номер.

– Виктория, а вы не смешно шутите, – с обаятельной иронией сказал Сергей. – Ну, ни капли не смешно, смеритесь. У вас нет чувства юмора – это мой вердикт окончательный, и обжалованию не подлежит…