Двадцать один день неврастеника
Шрифт:
Коварный немец Бедекер с необыкновенным лиризмом воспевает идиллические красоты курортного города, в котором я живу. Но вся особенность этого города состоит в том, что это совсем не город. Во всяком городе есть улицы, дома, жители. А здесь, в X..., нет ни улиц, ни домов, ни местных жителей, ничего, кроме отелей... кроме семидесяти-пяти отелей. Эти огромные здания, напоминающие казармы и дома для умалишенных, тянутся бесконечной линией в глубине мрачного, сырого ущелья, в котором кашляет и харкает ручей, как страдающий бронхитом старик. Кое-где, в нижних этажах отелей, мелькают витрины магазинов. Здесь продают книги, открытые письма с видами,
Если так непривлекательны горы, то что же сказать об озерах с их фальшивой и грубой лазурью? Это ни лазурь вод, ни лазурь неба, ни лазурь лазури и совершенно не напоминает всего того, что окружает озера и отражается в них... Так и кажется, что эти озера нарисованы любимцем Лейга, художником Гильомом Дюбюф, в жанре его символических и религиозных картин...
Но я, может-быть, простил бы горам, что они горы, и озерам, что они озера, если-бы они при своей природной неприветливости не завлекали в свои скалистые ущелья и на свои задорные берега целые коллекции столь несносных людей.
В X..., например, все семьдесят-пять отелей переполнены туристами. Трудно было найти свободную комнату. Тут представлены все нации: англичане, немцы, испанцы, русские и даже французы. И все они приезжают сюда не для того, чтобы лечиться от болезни печени, катара желудка или накожных болезней... они приезжают — вы только послушайте — искать здесь развлечений!.. С самого утра до позднего вечера вы можете наблюдать, как они тянутся молчаливыми бандами или угрюмыми вереницами вдоль линии отелей, останавливаются перед витринами или подолгу толпятся на известном месте и рассматривают в лорнетки знаменитую снежную гору, которая но имеющимся у них сведениям должна быть „там“. И она действительно находится „там“, по ее никогда не видно, потому что она вечно покрыта густой пеленой облаков.
Вся эта публика поражает своей особенной курортной уродливостью. Редко когда среди этих жирных физиономий и огромных животов промелькнет красивое лицо и изящная фигура. Даже дети выглядят маленькими старичками. Прискорбное зрелище, говорящее о вырождении буржуазных классов во всех странах; и все эти люди, которых встречаешь здесь, даже дети — эти чахлые растения на гнилом болоте современного брака — все они уже отжили свое время!..
Вчера вечером я обедал на террасе отеля... За соседним столом громко разговаривали.
— Подыматься в горы?.. Что же тут особенного?.. Я на всех высотах побывал... и без проводника!.. Здесь, это пустяки... Пиренеи ровно ничего но стоят... Это не горы... в Швейцарии попробуйте!... Я трижды поднимался на Монблан... как в кресле... в пять часов. Да, мой милый, в пять часов.
„Мой милый“ молча ел, уткнувшись носом в свою тарелку. Первый продолжал:
— Не говорю уже о Мон-Розе... о Мон-Блё... о Мон-Жоне... это не трудно... Да, вот, однажды я спас трех англичан, которые заблудились в снегах Сары-Бернар. Ах! если-бы я предвидел Фашоду...
Он говорил еще, но я не мог расслышать.
— Помилуйте!.. Я еще не такие вещи проделывал. Я в четыре часа переправился на веслах через Женевское озеро от Территэ до Женевы... Да, я... я... я!..
Нужно ли прибавлять, что это был настоящий француз из Франции?
Цыганская музыка помешала мне слушать дальше. Да, здесь имеется еще и цыганская музыка... видите, какое разнообразие...
Теперь мне остается только представить вам кое-кого из моих друзей, кое-кого из тех лиц, с которыми я здесь ежедневно встречаюсь. Большею частью это смешные и противные типы; да и все они в общем порядочные негодяи, и я не стал бы рекомендовать их вниманию молодых читательниц. „Какие странные знакомые у этого человека!“ скажете вы... Но у меня есть и другие, нисколько не странные, о которых я никогда не говорю, потому что их очень люблю. И я вас прошу, дорогие читатели и целомудренные читательницы, не применять ко мне известной поговорки: „Скажи мне, с кем ты водишься...“ Я покажу вам очень уродливые портреты... я расскажу вам мало назидательные и очень скандальные истории. Но я отнюдь не „вожусь“ со всеми этими господами, о которых у меня будет речь... Я только встречаюсь с ними, а это совсем другое дело и ничего не говорит о моих симпатиях. И я заношу на бумагу эти встречи для вашего развлечения и для своего... да, и для своего...
Из этого предисловия вы поймете, что мой друг Роберт Гагман совсем не друг мне. Я знавал его раньше. Мы с ним на „ты“, и время от времени мы встречаемся, совершенно случайно и без всякого удовольствия...
Впрочем, вы его и сами знаете. Мой друг не индивидуальность, а коллективный тип. На нем широкополая серая фетровая шляпа, черный вестон, розовая рубашка, белый воротничок, светлые брюки с заметной складкой посредине, белые башмаки. Вы встретите десятки тысяч таких, как Роберт Гагман, и в горах и на морском берегу. Можно подумать, что один и тот же портной скроил им костюм и душу... душу в придачу конечно, так как она простого фасона и из дешевой материи.
Сегодня утром, выйдя из буфета, я увидел Роберта Гагмана. На нем был безукоризненный утренний костюм. Но философски-равнодушные платаны трудно было чем-нибудь поразить. Они много таких видали со времен римлян, основателей прекрасных терм и завоевателей мировых источников. Я сделал вид, что меня сильно интересует работа сторожа, который черпал кастрюлей воду из ручья и разливал ее по аллее... это, очевидно, должно было изображать муниципальное орошение! Чтобы дать моему другу время уйти, я завязал со сторожем разговор о его допотопном орудии, но Роберт Гагман также заметил меня.
— Ах, какая неожиданность! — воскликнул он.
Он подбежал ко мне, весь сияя от радости и протягивая мне руки в белых перчатках.
— Неужели это ты?... Что же ты тут делаешь?
Я терпеть но могу рассказывать людям о своих болезнях.
— Путешествую, ответил я... а ты?
— О! я приехал лечиться... врач послал сюда... Расклеился немного, понимаешь ты...
Разговор тотчас же принял банальный характер. Роберт рассказывал о Поль Дешанеле, которого ожидали на другой день, о казино, где в этом году было мало блеска, о плохих делах тира и пр. и пр...