Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)

Робида Альбер

Публика слушала ее сперва въ изумленномъ молчаніи, но, посл нсколькихъ уже мгновеній, поднялся ропотъ негодованія, совершенно заглушившій ея голосъ. Дло въ томъ, что у пвицы обнаружилась страшнйшая хрипота. Она визжала, словно немазанное колесо, гнусила и квакала по истин невыносимйшимъ образомъ. Вмсто великолпной пвицы, обладавшей дивнымъ серебристымъ голосомъ, плъ, если можпо такъ выразиться, жесточайшій простудный насморкъ, а между тмъ въ зеркал телефоноскопа она продолжала улыбаться, веселая и торжествующая какъ десять лтъ тому назадъ, — въ самомъ разцвт своей славы и красоты.

По

знаку, поданному Филоксеномъ Лоррисомъ, инженеръ поспшилъ остановить исполненіе «Фауста», помстивъ взамнъ въ телефоноскопъ исполненіе Аделиной Патти большой аріи изъ «Ламермурской невсты». Уже при появленія Патти, — этого соловья девятнадцатаго столтія, ропотъ замолкъ. Впродолженіе цлыхъ пяти минутъ любители и любительницы музыки восторженно кричали «браво» и, откинувшись въ кресла, заране предвкушали ожидавшее ихъ наслажденіе. Дзинъ… дзинъ… и г-жа Патти начинаетъ исполнять свою арію… Въ толп слушателей пробжало движеніе. Вс переглядываются, непозволяя себ еще, однако, никакихъ замчаній… Патти продолжаетъ пть… Нельзя боле сомнваться въ томъ, что и она, подобно первой пвиц, жестоко простудилась. Ноты задерживаются у нея въ горл, или выходятъ оттуда измненными самой отчаянной хрипотой. Кажется, будто въ голосовой щели у этого соловья сидитъ не то чтобы одна кошка, а цлая стая котовъ, одновременно мяукающихъ на всевозможные лады. Все общество поражено понятнымъ недоумніемъ. Изумленные гости начинаютъ переглядываться и перешептываться. Кое-гд въ заднихъ рядахъ слышится даже сдержанный смхъ. Тмъ временемъ въ зеркал телефоноскопа граціозная и улыбающаяся дива, нимало не смущаясь, продолжаетъ съ визгомъ и хрипомъ исполнять свою арію!

Филоксенъ Лоррисъ, озабоченный мыслями о своемъ крупномъ предпріятіи, не сразу обратилъ вниманіе на несчастную случайность съ Аделиной Патти. Недовольный ропотъ гостей указалъ ему, однако, что съ концертомъ у него обстоитъ не совсмъ благополучно. Онъ приказалъ тогда перейти къ третьему нумеру программы, гд исполнителемъ являлся пвецъ прошлаго столтія Форъ.

Съ первыхъ же нотъ выяснилось, что этотъ несчастливецъ страдаетъ въ такой же степени простудой, какъ Патти и звзда Іокагамской оперы. Что бы это могло значить? На всякій случай ршено было перейти отъ пнія къ декламаціи. Оказалось, однако, что Муне-Сюлли, одинъ изъ знаменитйшихъ трагическихъ артистовъ минувшаго столтія, выступившій въ монолог Гамлета, былъ совсмъ безъ голоса. He было также ни малйшей возможности разслышать Кокелена младшаго, въ одной изъ самыхъ забавныхъ сценъ его репертуара. Тоже самое приключилось и со всми остальными артистами. Странно! Что бы могла значить такая шутка?

Ужь не мистификація-ли это?

Взбшенный до-нельзя Филоксенъ Лоррисъ приказалъ остановить телефоноскопъ, и самъ отправился розыскивать сына.

Жоржъ и Эстелла съ своей стороны всюду искали Сюльфатена. Филоксенъ Лоррисъ встртился съ ними въ маленькой проходной комнат.

— На васъ была возложена музыкальная часть программы. Потрудитесь же объяснить мн, что все это значитъ? — спросилъ онъ. — Я открылъ вамъ неограниченный кредитъ, разсчитывая слушать превосходнйшихъ современныхъ и прежнихъ артистовъ, а вы угощаете меня все, какъ на подборъ, охрипшими и осипшими безголосыми пвцами и пвицами.

— Положительно не понимаю, какъ это могло случиться, — сказалъ Жоржъ. — Мы, само собою разумется, купили превосходнйшія клише. Очевидно, съ ними случился какой-то необычайный, неслыханный казусъ!..

— Мн это кажется тмъ боле страннымъ, что я, признаться, позволила себ испробовать многія клише на телефоноскоп г-жи Лоррисъ. — замтила Эстелла. — Исполненіе оказалось великолпнымъ. He было ни малйшихъ слдовъ охриплости…

— Вы пробовали клише Аделины Патти?

— Должна сознаться, что пробовала.

— И не замтили у нея насморка?

— Вся пьеса была дивно хороша!.. Я передала клише г. Сюльфатену, котораго теперь ищу, чтобы спросить у него…

Жоржъ, который во время этого объясненія вошелъ въ кабинетъ Сюльфатена, поспшно вернулся оттуда съ нсколькими клише въ рукахъ.

— Ну-съ, я нашелъ теперь разгадку тайны! Сюльфатенъ оставилъ ночью наши музыкальныя фонограммы у себя на веранд, чуть что не

подъ открытымъ небомъ… Нкоторыя изъ нихъ лежали тамъ до сихъ поръ. Ночь была холодная, и вс наши фонограммы простудились, или, правильне говоря, отсырли. Наши клише теперь никуда не годятся.

— Что за животное этотъ Сюльфатенъ! Вдь надо же ему было испортить мн весь концертъ! Это идіотство, да и только. Весь мой вечеръ теперь не удается! Это выходитъ просто курамъ на смхъ. Вся печать начнетъ надъ нами издваться. Фирма Филоксена Лорриса нажила себ немало враговъ, и они не упустятъ случая поднять меня на зубокъ… Что теперь длать?

— He смю… — робко начала Эстелла и остановилась.

— Что тутъ стсняться! Говорите скоре!

— Видите-ли въ чемъ дло. Г-нъ Жоржъ купилъ мн въ подарокъ дубликаты нкоторыхъ изъ лучшихъ пьесъ нашей программы. Я ихъ и пробовала вчера… Угодно, я сбгаю за ними? Они не побывали въ рукахъ у г. Сюльфатена и, безъ сомннія, остались вполн безукоризненными..

— Бгите, милочка, поскоре бгите!.. Вы мн спасаете жизнь! — воскликнулъ Филоксенъ Лоррисъ. — О музыка! до какой степени былъ я правъ, относясь съ недовріемъ еъ притязательному твоему шуму и нелному грохоту! Еажется, что теперь я скоре позволю содрать съ себя живьемъ кожу, чмъ соглашусь хоть разъ еще дать концертъ!

Немедленно вернувшись въ большой свой концертный залъ, онъ извинился передъ гостями, сваливая вину на ошибку младшаго сторожа своей лабораторіи. Вслдъ затмъ, когда Эстелла принесла собственныя свои клише, Филоксенъ просилъ ее самоё заняться передачей ихъ по телефоноскопу.

Эстелла была совершенно права. Клише оказались великолпными. Патти заливалась соловьемъ, у Фора не обнаруживалось ни малйшаго слда простуды, пвицы исполняли самыми дивными голосами чудныя творенія величайшихъ композиторовъ. Съ каждымъ появленіемъ въ телефоноскоп какой-нибудь знаменитой дивы, или извстнаго тенора, трепетъ удовольствія пробгалъ по рядамъ гостей, а дамы чуть что не падали въ обморокъ тутъ же въ креслахъ!

Еще разъ, значитъ, Сюльфатенъ оказался виновнымъ въ разсянности, чего съ нимъ передъ тмъ никогда не случалось. Надо признаться, что секретарь Филоксена Лорриса для человка новаго, — небывалаго еще до сихъ поръ образца, — свободнаго отъ всхъ несовершенствъ, переданныхъ намъ по наслдству поврежденными нашими предками, — становился изъ рукъ вонъ плохъ. Оказывалось, что прапрапраддъ Жоржа, — художникъ, къ которому Филоксенъ питалъ такую ненависть, не производилъ въ мозгахъ у своего прапраправнука ничего подобнаго умопомраченію, нападавшему по временамъ на инженеръ-медика. Надо полагать, что химическая формула, по которой былъ составленъ Сюльфатенъ, все-таки не была вполн безукоризненной. Во всякомъ случа Филоксенъ Лоррисъ былъ положительно вн себя и ршился сдлать своему секретарю строжайшій выговоръ.

V

Глава мужской партіи депутать Арсенъ Маретть. — Лига эмансипаціи мужчины. — Опять Сюльфатенъ! — Арсенъ Мареттъ размышляетъ о своемъ большомъ сочиненіи.

Въ числ наиболе выдающихся представителей политики, финансовъ и науки, которыхъ Филоксенъ Лоррисъ разсчитывалъ заинтересовать своею идеей, особенно важно было для него заручиться содйствіемъ человка, являвшагося по своему вліянію и общественному положенію въ данную минуту всемогущимъ. Это былъ депутатъ Арсенъ Мареттъ, создававшій и ниспровергавшій министерства, — истинный вождь палаты депутатовъ и глава мужской партіи, организовавшій грозную оппозицію противъ женской партіи. Со времени фактическаго признанія за женщиной политическихъ правъ, Арсенъ Мареттъ старастся поставить преграду чрезмрнымъ притязаніямъ, предъявляемымь женщинами, и воздвигнуть оплотъ противъ женскихъ захватовъ. Съ этою цлью онъ недавно основалъ лигу эмансипаціи мужчины.