Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)
Шрифт:
Куда онъ въ самомъ дл запропастился? Ужъ не поднялся ли онъ на верхнюю платформу подышать свжимъ воздухомъ? Филоксенъ Лоррисъ навелъ необходимыя справки, но, какъ и слдовало ожидать, оказалось, что старшій его секретарь и не думалъ восхищаться созерцаніемъ дивнаго электрическаго освщенія, устроеннаго надъ крышей дома и бросавшаго яркіе снопы свта въ неизмримую глубь ночного неба, значительно выше искусственнаго звзднаго внца изъ многихъ тысячъ маяковъ, украшавшихъ ночью чело Парижа.
— Ага, понимаю! — сказалъ Филоксенъ Лоррисъ, ударивъ себя по лбу. — Удивительно, какъ это я не догадался сразу! Сюльфатену
Флигель, въ которомъ находилась особая лабораторія Сюльфатена, оставался запертымъ для постителей. Туда вынесли изъ парадныхъ комнатъ вс наиболе громоздкіе приборы, присутствіе которыхъ могло бы мшать гостямъ. Филоксепъ Лоррисъ поспшно направился въ этотъ флигель и постучалъ у дверей лабораторіи, думая, что Сюльфатенъ заперся тамъ, вроятно, на ключъ. He получая отвта, онъ машинально нажалъ пальцемъ кнопку, и дверь, оказавшаяся незамкнутою, растворилась безъ всякаго шума.
Среди массы нагроможденныхъ приборовъ Филоксенъ Лоррисъ сперва было не замтилъ своего сотрудника. За то онъ услышалъ, къ немалому своему изумленію, женскій голосъ, въ которомъ звучало величайшее раздраженіе. Затмъ раздался негодующій сердитый голосъ Сюльфатена.
— Кого это мой Сюльфатенъ распекаетъ подобнымъ образомъ? — подумалъ изумленный Филоксенъ Лоррисъ, остановившись въ дверяхъ и не зная, слдуетъ ли ему войти, или, напротивъ того, удалиться. Его одновременно мучило любопытство и опасеніе оказаться нескромнымъ.
— Прежде всего, сударь мой, — говорилъ женскій голосъ, — я должна сказать, что вы начинаете мн надодать ежеминутнымъ вызываніемъ къ телефоноскопу. Довольно уже и того, что вы каждый день навщаете меня лично! Я и за это время могу досыта насмотрться на вашу хмурую… физіономію ученаго! Къ тому же и разговоры съ вами выходятъ ничуть не интересные!.. Мн они положительно надоли!
— Врю, что я не похожъ на идіотовъ, которые швыряютъ около васъ тамъ въ Мольеровскомъ дворц! — возразилъ
Сюльфатенъ, — но теперь, сударыня, рчь не о томъ! Но увертывайтесь отъ объясненія!.. Извольте сейчасъ же сказать мн, ето такой этотъ господинъ, который только что отъ васъ улизнулъ!.. Я непремнно хочу знать, кто онъ такой!..
— Поймите, что мн надоли сцены, которыя вы постоянно длаете! Мн, наконецъ, наскучилъ строгій надзоръ, который вы изволите учреждать надо мной съ помощью фонографовъ и разныхъ другихъ гадостей. Поймите, что вы меня оскорбляете всми этими машинами, записывающими мои слова и поступки! Я не хочу боле выносить такого обращенія съ собой!.. Надо мной смются ршительно вс въ театр!
— Смю уврить, сударыня, что мн вовсе не до смху.
— Я не могу сдлать у себя дома шага, — кого нибудь принять, — бесдовать съ пріятелями — безъ того, чтобъ тайно установленные аппараты не сняли фотографическихъ и фонографическихъ клише со всего, что я говорю и длаю!.. Получивъ эти клише и выслушавъ отъ фоношпіоновъ все, что у меня говорится, вы начинаете дуться, или выкидываете настоящій скандалъ.
— Спрашиваю еще разъ, кто такой былъ этотъ господинъ?
— Мозольный операторъ… нотаріусъ… сапожникъ… ддушка… племянникъ… парикмахеръ, однимъ словомъ, кто вамъ угодно! — скороговоркой продекламировалъ женскій голосъ.
— He смйтесь же надо мной… Умоляю васъ, Сильвія, дорогая моя Сильвія! Вспомните!..
Подходя на цыпочкахъ, Филоксенъ Лоррисъ увидлъ, наконецъ, Сюльфатена, кричавшаго и жестикулировавшаго наедин передъ большимъ зеркаломъ телефоноскопа, отражавшимъ образъ дамы, столь же возбужденной и взволнованной, какъ и самъ инженеръ-медикъ. Это была рослая полненькая брюнетка, въ которой ученый узналъ звзду Мольеровскаго дворца, трагичеческую актрису-медіума Сильвію. Ему случалось видть ее въ нсколькихъ классическихъ роляхъ.
— Однако-же дло плохо! — подумалъ Филоксенъ Лоррисъ. — Мн говорили, значитъ, правду. Сюльфатенъ начинаетъ пошаливать! Кто бы могъ этому поврить?
Сюльфатенъ, очевидно, на этотъ разъ не выдержалъ характера. Голосъ его все боле смягчался.
Вмсто гнва въ словахъ его звучалъ только оттнокъ упрека.
— Я вдь васъ прошу лишь объяснить мн… Ахъ, Господи, вдь вы должны были бы понять это сами… Спльвія, припомпите хоть то, что вы мн говорили еще недавно… то, въ чемъ вы мн клялись!..
Брюнетка въ зеркал телефоноскопа нервно разсмялась.
— Чтобъ кончить разъ навсегда съ вашими сценами ревности, объявляю вамъ, милостивый государь, что вс клятвы съ моей стороны были, какъ говорится у насъ, — театральныя. Он въ счетъ нейдутъ!..
— Нейдуть? — бшено взревль Сюльфатенъ. — Ахъ ты, нeгoдница!..
Трескъ и дребезжанье разбитаго стекла заставили Филоксена Лорриса устремиться впередъ. Образъ Сильвіи исчезъ, такъ какъ зеркальная пластинка телефоноскопа разлетлась въ дребезги. Сюльфатенъ, пустившій стуломъ въ телефоноскопъ, попиралъ теперь ногами обломки инструмента.
— Ахъ ты негодная, ахъ подлая!.. Клятвы твои въ счетъ нейдутъ, такъ на-же! Вотъ теб, вотъ!..
Филоксенъ Лоррисъ бросился къ своему сотруднику.
— Что вы длаете, Сюльфатенъ? — Я красню за васъ, стыдитесь!..
Сюльфатенъ внезапно остановился. Черты его лица, искаженныя бшенствомъ, смягчились и приняли обычное выраженіе, Бросивъ на своего патрона слегка сконфуженный взглядъ, онъ замтилъ:
— Какая неловкость съ моей стороны! Вотъ до чего, подумаешь, можетъ дойти человкъ въ припадк зубной боли… Придется, пожалуй, зайти къ дантисту…
— Вы, сударь, ведете себя такъ, какъ еслибъ находились въ состояніи невмняемости. He довольствуясь тмъ, что оставили на ночь мои музыкальныя фонограммы у себя на балкон, гд он испортились отъ сырости, вы теперь ломаете и бьете ни въ чемъ неповинные физическіе приборы… Нечего сказать, вы общаете далеко пойти!.. Впрочемъ, теперь дло не въ томъ, другъ мой! Постарайтесь собраться съ духомъ. Надо обезпечить успхъ нашей крупной операціи… Гд Адріенъ Ла-Героньеръ?
— Право не знаю, — пролепеталъ Сюльфатенъ, проводя рукою по лбу. — Я давненько ужь его не видалъ.