Дьяволы
Шрифт:
— Я знаю это место, — прошептала она.
— Естественно, — Хальфдан двинулся к камням. Его горло зияло раной, слова пузырились кровью из носа.
— Не хочу идти.
— Но ты уже пошла.
Она попыталась бежать, но ноги понесли по тропе. Навстречу волку.
— Сиди в клетке. — В нее тыкали сквозь прутья, железо раскалено, воняет горелым. Она забилась в угол, стараясь не видеть кровь на руках, не чувствовать ее под ногтями, не ощущать корку на губах. Зарылась в вонючие тряпки, прячась от себя.
— Я ошибка.
— Я тоже люблю тебя, — мать заплетала ей косу. Вигга славила богов, что дома. Странно, правда, откуда такой огромный стол в хижине? — Люблю и всегда буду с тобой. — Она закончила косу, вздохнула. — Но посмотри, к чему это привело. Любить тебя это как золото в колодец. Любить тебя это смертный приговор. Волк всего лишь отмазка, да и та хреновая. Ты и до укуса была зверем.
— Не говори так. Ты никогда...
— Но ты знаешь, что я так думала.
Больно. Она закусила губу, отвернулась. Слезы щекотали щеки. Вигга сжала кулаки, вглядываясь в тьму за обломками лодки, ее каркас — словно ребра драконьего скелета.
Волк крался за ребрами корабля, внутри ее собственной груди. Глаза сверкали во тьме. Ярость. Ненасытный голод.
— Блять, волк! — заорала она. — Вор! Ты украл мою жизнь!
Волкам слова не нужны. Только вой и голод. Крадется, выжидает. Ждет, чтобы подарить ужасный дар — укус, что станет ее концом и началом.
Она присела среди изуродованных тел товарищей. — Не сделаешь меня рабыней. — Вигги встала, сжав кулаки. — Я нацеплю на тебя намордник! Клянусь!
Ярость вспыхнула неудержимо. Она бросилась в темноту.
Солнце садилось. Кровавый закат над долиной, изрытой грязью и усеянной обломками. Столбы черного дыма вздымались в израненное небо. Пепел сыпался, как снег.
— Ну и дела, — пробурчал Якоб, ковыляя дальше.
Тропа ныряла в лес. Но не из деревьев. Из заостренных кольев, вбитых в землю острием вверх. Из висячих виселиц, дыб и цепей. Из огромных колес, подобных тому, на котором Спасительница отдала жизнь за человечество.
Вдали раздавалось постукивание. Тук, тук, тук.
На некоторых кольях были насажены трупы. Предупреждение. Сначала эльфы, пришедшие сеять ужас среди людей и нашедшие его. Враги Бога, явившиеся преподать кровавые уроки и не ждавшие, что ученик превзойдет учителей.
Но у Бога много врагов, и не все из них эльфы. Продвигаясь, Якоб увидел среди пронзенных мужчин. Затем женщин. Затем детей. Все больше. Вот куда вела священная тропа. Итог праведного дела. Лучший мир, который они строили. Лес из мертвецов.
Стук приближался. Бам, бам, бам.
Дыхание Якоба хрипело от дыма. Дорога превратилась в море колеистой грязи, кишащей трупами и частями тел. Шагнуть было некуда, чтоб не наступить на руку, ногу, лицо. Хотел бы он сказать, что это худшее, что он видел...
Сквозь мрак пробивался свет в котором тени кольев тянулись к нему, как пальцы. В прогалине, окруженной телами на кольях, горел костер. Тела в доспехах Железного Ордена и Золотого Ордена. Его Ордена. Ибо враги Бога повсюду. В каждом.
Молот стучал громче, каждый удар отдавался болью в висках.
Ветер взметнулся, сухой и обжигающий, трепля лохмотья мертвых мужчин и спутанные волосы мертвых женщин. Пламя отклонилось, открыв фигуру в доспехах, приседающую у кола, вбивающую клинья у основания.
Последний удар — и он встал, спиной к Якобу.
На нем был белый плащ с вышитым двуглавым орлом, Кругом Веры, добавленным по просьбе Святейшей, осколками благословленных зеркал, отражающих Черную Магию. Но подол был залит кровью по колено. Так и было.
— Знавал, что найду тебя здесь, — сказал Якоб.
— Где же еще? — Великий магистр Ордена обернулся. Они смотрели друг на друга через кладбище... бойню... собрание уроков. Якоб забыл, каким тот был. В лучшие дни. В худшие. Красивым. Гордым. Сильным. Прямым. Уверенность сияла в нем, как маяк. Человек, за которым другие шли в ад.
Туда он их и привел.
— Я ждал. — Маршал Данцига шагнул вперед, позвякивая золочеными доспехами. Легко. Властно. Без боли. — Трудно найти помощников. Кто знает это лучше тебя? — Он указал на распятых тамплиеров. — Мало у кого есть видение, смелость и воля довести праведное дело... — Он закрыл глаза, ища слово. —...до конца. Сюда. — Открыл их снова, горящими верой. — Но у тебя есть. Мы оба знаем.
— Что ты натворил? — прошептал Якоб.
— Что мы натворили? Выкорчевали гниль. Выжгли мерзость. Лучший мир не построить, рыдая в уголке. Надо пачкать руки.
— Кровью, — поправил Якоб.
— Не корчи невинность, — усмехнулся Чемпион Императора. — Все стоящее полито кровью. Не смей притворяться, что между нами пропасть. Пару лет, пару войн, пару трупов...
— И проклятие.
— Проклятие? Ты не можешь умереть! Каков дар. Каков шанс. Куда делись твои мечты?
— Они стали этим кошмаром, — прорычал Якоб. — Это должно кончиться.
— Праведность бесконечна. Ты был великим человеком с великой целью. Теперь ты — скрюченное дерево на службе у девочки. Съедаемый виной. Скованный сожалениями. Никто не хочет видеть сомнений, Якоб из Торна.
— Меня держат клятвы.
— Слова. Воздух. — Щелкнул пальцами. — Можешь от них отказаться.
— Я искуплю себя, — голос Якоба дрогнул. — Поклялся. Живу по Двенадцати Добродетелям.
Папский Палач фыркнул. — Двенадцать капитуляций, сочиненных трусами для торговли костями. — Рука легла на эфес меча-секиры. Серебряный череп напоминал: смерть ждет всех. — Спасительница не остановила эльфов добродетелями. Она сделала это мечом.