Дым осенних костров

Летэр Линда

Что-то толкнуло его в плечо, пробуждая от оцепенения. Каскад. А где-то далеко свет очага, семья, от которой он чуть было не отказался, сама жизнь. Новая волна прошла по поверхности, всколыхнув ряску, и быстро направилась к ногам.

— Создатель! — вырвалось из груди Наля. Он бросился назад, на сушу. Волна ударилась о берег, и вода на месте, где он только что стоял, забурлила.

— Прочь, прочь! — закричал Наль, подхватывая Каскада под узду. Они бежали так быстро, как только позволяла неровная, сырая почва, устланная ветками и хвоей, и лежащие то тут, то там замшелые камни, и сбавили ход, когда черное озеро пропало вдалеке за деревьями. Наля била крупная дрожь.

Он медленно провел рукой по покрывшемуся испариной лбу. И как только можно было попасться на эту уловку!

Он оказался расположен. Снедающее душу отчаяние подтолкнуло к мыслям, внушаемым гиблой атмосферой места. Эльф оглянулся, тщетно пытаясь побороть озноб. Озерный морок не отлучится далеко от воды. Можно перевести дух.

Пересохшие губы дрогнули, благодаря за вмешательство. Он не находил для себя убедительной причины продолжать жить, кроме мысли о близких, но этот светлый огонек, так непохожий на терзающее сердце мучительное пламя, слегка теплился внутри, не давая воли всепоглощающему отчаянию.

Последние признаки заката растаяли. Лес погрузился в непроглядную тьму. Пробираясь сквозь деревья, Наль чувствовал на себе пристальный тяжелый взгляд. Лес наблюдал за ним. Что-то здесь оказалось радо столь редкому путнику, а что-то, наоборот, недовольно нарушенному покою, но ни то, ни другое не сулило добра. В шорохах угадывался тихий шепот, как у озера, но Наль более не слушал его. Теперь у него была цель — далекое тепло дома, лежащего в ночи. По спине пробегал холод при мысли, что он идет не в ту сторону. Как ни пытался разглядеть он в небе Путеводную звезду, то ли небо подернулось облачной дымкой, то ли кроны деревьев слишком тесно сходились над головой. Казалось, протяни руку, и знаки на стволах подскажут путь, но Лес отказывался помогать ему.

Все, что у него было — расчет направления, составленный еще у Ущелья Вздохов. Иногда приходилось отклоняться от пути, обходя особенно густо растущие деревья или бурелом. Он знал, что нельзя оборачиваться, он помнил это из множества негромких разговоров в таверне за кубком вина, в тесном кругу у пылающего очага, и рука до онемения стискивала поводья. На лбу вновь выступила испарина; его бросало то в жар, то в холод.

Наль продолжал идти, хотя скорость пришлось значительно снизить. Со всех сторон окружала сплошная чернота; даже его зрение было практически бессильно. Лишь мерцал то тут, то там бледный мертвенный свет гнилушек. Незаметные ветви деревьев норовили хлестнуть по лицу, а их скользкие корни вились и разветвлялись под ногами, цеплялись за сапоги. Каждый шаг приходилось выверять; где-то здесь могли располагаться болота и топи. Но пока нога опускалась на мягкую от мхов землю, не проваливаясь слишком глубоко, а поднималась без характерного звука, можно было беспокоиться о другом. Шорохи, похрустывание сучьев за спиной и гулкие, словно из изнанки мира, вздохи следовали за ним неотступно.

Не оборачивайся, — твердил внутренний голос. Лесу нельзя показывать свой страх, а оборачиваться нет смысла, когда ощущение чьего-то взгляда идет со всех сторон. Если обернуться назад, оно сконцентрируется впереди, и это еще полбеды. Продирание среди деревьев было особенно мучительно для Каскада. Наль то и дело успокаивающе похлопывал его по боку или шее, но избегал нарушать лесные голоса своим. Иногда приходилось останавливаться, помогая коню преодолеть препятствие, и тогда Наль спешил двинуться дальше, прежде чем Лес решит, что путник сдается.

Тоскливые, протяжные крики сов прорезали чащу. Посторонний взгляд ощущался все явственнее. Порой юноша испытывал тяжелое чувство, что где-то за

деревьями его ждут, а под слоем побеспокоенного мха зарождается неясное зловещее колебание. Где-то заплясал и растаял синеватый огонек…

Незаметно для усталого путника нога погрузилась в почву глубже обычного, а при новом шаге послышался едва уловимый чавкающий звук. Наль замер. Главное теперь — рассчитать направление, чтобы путь не окончился трагично. Левее… Еще левее. Почва словно не хотела отпускать желанную добычу, плотно обхватывая сапоги до щиколоток, и упорно тянула назад. Наконец он ступил на привычный мох. Значит, болота тянутся по правую руку. Гиблое место, особенно ночью… Он тревожно вскинулся, заметив, что обычные шорохи в подлеске внезапно стихли, словно оборвались. Его окружила неестественная, давящая тишина.

Прочь.

Испуганно заржал рядом Каскад, вставая на дыбы, и по земле в слабом свете взошедшей из-за лохматых елей горбатой луны мелькнула огромная длинная тень. Повинуясь скорее безусловной реакции тела, чем рассудку, Наль выхватил из ножен Снежный Вихрь. Напряженно сжимая рукоять и застыв в позе боевой готовности, он до боли прислушивался к возможным звукам, что могло издать существо при движении. В следующее мгновение в поле зрения появилась вытянутая, как у ящера, голова с тусклыми глазами и распахнутой зубастой пастью. Чудище целилось в горло. Он успел отразить выпад ударом меча, но ящер с гулким клекотом бросился на эльфа с другой стороны. Теперь он не таился. Наль мог определять его движение по негромкому шуршанию и блеклому отсвету глаз в свете луны. Хищник двигался стремительно в знакомой для себя среде. Каждое отражение его выпадов давалось с великим трудом, но ящер уворачивался и продолжал искать уязвимое место.

Наль задыхался, с трудом удерживая в руках ставший слишком тяжелым и скользким меч. Он чувствовал, как иссякают силы. Собственное сбивчивое дыхание заглушало предупреждающие шорохи. Ящер метнулся вокруг, сбивая с толку, и снова панически заржал Каскад. Конь пытался защитить, забить чудище ударами копыт, однако слишком близко оно крутилось вокруг хозяина, чье хрупкое тело нельзя задеть в темноте. Если же, атакуя и отступая, конь попадет в топь, вытащить его в черной глуши и в столь неприятном обществе не удастся. Так рисковать нельзя.

— Уходи! — крикнул Наль из последних сил. — Каскад, уходи! Домой!

Крик перешел в болезненный вопль. Ящер, все время атаковавший горло, сменил тактику и, поднырнув снизу, набросился на незащищенный бок. Наль успел отшатнуться, обрушивая Снежный Вихрь на спину чудища. Длинные острые зубы распороли одежду, рванули плоть и разжались.

Он потерял ящера из виду, но в тот же момент с ужасом почувствовал, как вокруг ног стремительно обвивается тяжелое чешуйчатое тело. Только что оно скользнуло вокруг лодыжек, и вот уже намертво сдавило колени, бедра и дошло до пояса. Наль ощущал, как под тисками разливается нестерпимая боль, но не смог закричать, хотя грудь была еще свободна. Ящер рванул его в сторону и, повалив, стремительно поволок по земле назад, к болотам.

Юноша все еще сжимал в руке меч, хотя несколько раз чуть не выронил его. Свободная рука, инстинктивно и бессмысленно пытавшаяся ухватиться за какой-нибудь камень или корень на пути, прочертила глубокие борозды в вязкой сырой почве. Вместо мыслей в голове вспыхивали отрывистые, ослепляющие образы. Линдорм утянет его под воду, где он захлебнется, или сначала перегрызет ему горло на берегу? Он понял, что слышит собственный бессильный сдавленный крик. Сейчас, несмотря на утрату и внутреннее опустошение, он отчаянно захотел жить.