Дышать! Воспоминания о прошлом и будущем. Семь историй на сломе эпох

Звагельский Виктор

Лева обернулся на Аллу. Она тихонько всхлипывала.

Иммигрантское бытие мало походило на глянец фотографий, которые они рассматривали в Москве. Немного придя в себя, Гольдахи попытались встроиться в уклад жизни, так разительно отличавшийся от привычного. Пособие, выдаваемое всем репатриантам, было мизерным, но спасали проглаженные доллары, которые тратились, правда, совсем уж в исключительных случаях. Первое время Лева и Алла еще питали надежду на трудоустройство, но вскоре стало ясно, что без знания языка – безукоризненного знания – найти мало-мальски приемлемую работу просто невозможно. Тот иврит, которому они так долго учились в Москве, оказался почти бесполезным – здесь их никто не понимал. Обучение ивриту на новом месте было обязательным и бесплатным, но почему-то занятия уже не доставляли им прежней радости.

По вечерам Гольдахи выбирались из душной комнатенки в центр Тель-Авива, где, обнявшись, подолгу гуляли вдоль моря. Алла все больше ощущала свою чуждость здешнему миру и пребывала в постоянной грусти. Ежедневно, хоть это было и дорого, она звонила родителям, что-то быстро выслушивала и, повесив трубку, тяжело вздыхала, а вот Левушка особо не грустил. Казалось, он вообще не обращал внимания на происходящее вокруг, а лишь восторгался достижениями маленькой, но великой страны.

Особенно тяжело давался Шабат. Жизнь замирала на двое суток, и Гольдахи бесцельно бродили по полупустым улицам или подолгу беседовали с Цилей за чашкой эфиопского кофе, который та выменивала у соседей на привезенные матрешки. Главный секрет матрешек Циля так и не раскрыла, выдавая черным собратьям каждый раз по одной деревянной куколке.

Как-то, прогуливаясь по набережной, Гольдахи зашли в небольшой магазинчик. Стояла прекрасная погода, ярко светило, чуть обжигая, южное солнышко, и Аллочке захотелось купить легкое летнее платье, одно из тех, что так заманчиво колыхались на ветерке перед входом. У прилавка сидела высокая статная красавица и читала «Введение в психоанализ» Фрейда. «Что за удивительная страна и люди, – мысленно пришел в восторг Лева. – Даже простые продавщицы изучают серьезные книги».

Аллочка, приценившись, несмело спросила на иврите, какой размер ей подходит.

– Speak on English! I don’t understand you, – зло ответила девица, не отрывая взгляд от книги.

– I… don’t understand your sizes. What is European? – растерянно произнесла Алла.

Девица махнула кому-то рукой, и к ним вышла женщина с огненно-рыжими, точь-в-точь как у Аллы, длинными непослушными волосами.

– Если вы изволили приехать в наше государство, то извольте изучить наши порядки и наши размеры. В Израиле свои собственные размеры! Мы не для этого воевали и строили наш дом, чтобы объяснять всяким понаехавшим! – менторским тоном на прекрасном русском изрекла рыжеволосая и скрылась за ширмой. Статная девица невозмутимо продолжала читать.

– Ты понимаешь, что здесь нас не держат за людей? – чуть не плача, прошептала Алла, когда они вышли из магазина. – В любом другом месте ты бы уже возмутился, а здесь на каждом шагу нас унижают, а ты только расплываешься в виноватой улыбке перед этими… евреями!

Признаться, каждое новое соприкосновение с местными жителями все больше изумляло Гольдаха, но он не хотел верить глазам и ушам и всякий раз находил оправдание грубости своих все еще «братьев и сестер».

Поздним вечером за уже привычной чашкой крепкого кофе у Цили было принято решение отправиться в небольшое путешествие по еще неизведанному Израилю, посетить наконец святые места Иерусалима и провести несколько дней на Мертвом море.

– Уж посмотрите тут все, пока арабы опять не начнут взрывать. А то ведь, неровен час, забреют вас в армию обоих, – наставительно пугала соседка. – Подскажу вам, ребятушки, хорошее агентство для туристов, там мой деверь работает, а то здесь же одни евреи – обманут, не успеете глазами вашими наивными моргнуть.

Ночью, достав из тайника доллары, Лева сказал, что это будет отложенный медовый месяц и экономить он не собирается. Закажут дорогой автомобиль с шофером и лучший отель!

Хорошее туристическое агентство оказалось подвалом, где вокруг массивного стола сновали люди с рациями в руках. За столом восседал тучный седой мужчина в бесформенной футболке, который и оказался родственником Цили. Хозяин агентства лениво выслушивал пожелания молодых, но при словах Левы о самой лучшей гостинице на Мертвом море внезапно воспрял.

– Я вам, дорогим нашим друзьям, организую божественный номер по специальной цене! Даже владелец отеля, кстати, мой большой друг, не может позволить себе взять этот номер за такие деньги, потому что я выкупил все заранее! Это называется бизнес, молодые люди! Как я вам завидую – вы такие

юные и прекрасные, у вас впереди вся жизнь и начнете ее вы в райском гнездышке! Сейчас мой менеджер все оформит в лучшем виде! Позовите мне Лейба!

Через минуту к столу подбежал согбенный человек в кипе. Он подобострастно улыбнулся, и Лева не поверил своим глазам – это был Леонид. Бывший командир музвзвода сильно изменился. Может, от того что кожа стала пергаментной на солнце, или от того что волосы сильно поредели и поседели, но выглядел он постаревшим на десяток лет. Приятели обнялись, причем Гольдах крепко сжал в объятиях Леонида, а тот слабо, как бы стесняясь своего вида и положения, чуть прижался к Левиным плечам.

– Ну вот, мир тесен, а в нашем иудейском вообще не протиснуться, не задев знакомого, – обрадовался хозяин. – Вам очень повезло! Лейб – он у нас лучший!

Когда немного спала жара, Гольдахи и Леонид отправились поужинать в симпатичное прибрежное кафе.

– Как ты здесь оказался? И почему Лейб? – никак не мог прийти в себя Лева.

– Ну, уехать я собирался давно. Для ускорения даже обзавелся тут «родным дядей». Пришлось выложить кругленькую сумму. Я ж не знал, что в СССР так все круто повернется. А Лейб – это чтоб местные не особо кривились. Они ж тут все помешались на своем еврействе, на корнях. Копают древа генеалогические аж до царя Ирода с Соломоном. С кем ни поговоришь – у каждого второго предок чуть ли не с Моисеем по пустыне сорок лет шастал. А Леонид – слишком по-гречески. Не вписывается в благородство кровей здешних. Ну а работа такая – это временно. Я ж тут дело свое прибыльное открываю, но нельзя так сразу – многих льгот лишат. Все надо правильно им показывать. Вернешься со своей красавицей женой с отдыха, сядем и проговорим все! Пора уже тебе большие гешефты делать и жить на полную. Тут богатеев тьма, и нам сам бог велел!

Они засиделись глубоко за полночь. Леонид смешно пересказывал перипетии службы в музвзводе, не без юмора прошелся и по здешнему бытию. Аллочка много смеялась и в первый раз после приезда выглядела по-настоящему счастливой. По променаду вдоль моря прогуливались беззаботные люди, дул ласковый бриз, впереди было интересное путешествие, и зудящая боль от ощущения неправильного шага по переезду в страну мечты вроде немного притупилась.

Лучший отель на Мертвом море оказался высоченной белой коробкой, нависающей над вязкой лужей, в которой не купались, а возлежали бесчисленные человеческие тела. Разрекламированный номер представлял из себя просторную комнату с минимумом мебели и широченной кроватью, занимавшей ровно половину пространства.

Удобства пятизвездочного сервиса поразили не сильно разбирающихся в гостиничной индустрии Гольдахов. Вместо бутылок с ежеминутно необходимой питьевой водой в номере на тумбе возвышался знакомый с детства любому советскому человеку алюминиевый бидон, а надпись на восьми языках мира гласила, что получить воду постояльцы отеля могут на верхнем этаже строго в определенное время, которое странным образом варьировалось в зависимости от дней недели. Жирным красным шрифтом было особо указано, что вода отпускается только в вышеуказанный бидон. Естественно, в Шабат такая роскошь, как утоление жажды, не предусматривалась.

Лева взял емкость и безропотно отправился за водой, попутно решив заказать уютный столик в ресторане, чтобы бокалом вина ознаменовать начало отдыха. Внизу за стойкой ресепшена две миловидные девицы, смеясь, разглядывали фотографии с какого-то праздника. Простояв несколько минут в ожидании, Лева громко кашлянул, пытаясь напомнить о себе. Девушки продолжали обсуждать какое-то важное событие, и, поднапрягшись, Гольдах понял, что ухажер одной из израильтянок и в этот раз был смешон и застенчив. Нервно постукивая пустым бидоном по колену, Лева пытался в очередной раз сдержать эмоции, оправдывая такое отношение к себе особенностью менталитета его новых сограждан, ведь им приходится вести неравный бой за выживание, но все же не выдержал и попросил обратить внимание на него. К нему нехотя поднялось ангельское библейское личико, и, коверкая русские и английские слова, девушка попросила подождать, пока она не закончит важный разговор с коллегой. Раздосадованный Лев, потоптавшись еще некоторое время, отправился восвояси. Вроде и мелочь, но он впервые по-настоящему почувствовал, как увядает его слепая любовь к обетованной земле.