Дышать! Воспоминания о прошлом и будущем. Семь историй на сломе эпох

Звагельский Виктор

Поздно вечером разбитый и опустошенный Лева вернулся домой. Тамара Марковна, тайком пытавшаяся найти инструмент через удивленных такой необычной просьбой знакомых, подавленная, сидела на кухне и пила чай в обществе встревоженной Аллочки. До Левушки только сейчас окончательно дошел весь смысл его авантюры и особенно ее последствий. Возвращаться с пустыми руками нельзя ни в коем случае, и он судорожно перебирал в голове различные варианты. Можно было позвонить в милицию, сообщить о бомбе в консерватории и, пользуясь паникой, выкрасть барабан. Можно было поехать на завод-производитель где-то под Тулой и, представившись каким-нибудь инспектором, забрать инструмент в качестве взятки. Но все его безумные идеи в духе Остапа Бендера тянули на несколько лет

пребывания в местах намного хуже военного лагеря. Лева уже решил было украсить свою физиономию синяком, чтобы потом рассказать о нападении в поезде с целью завладения дефицитным инструментом, но возлюбленная, которую он попросил подсобить, наотрез отказалась участвовать в такой афере. Посиделки в раздумьях затянулись далеко за полночь, и бабушка впервые предложила Аллочке остаться – а вдруг в короткие часы до возвращения Левушки в воинскую часть они сообща найдут выход из тупика?

Перед сном Гольдах буднично опорожнил на глазах изумленных женщин стакан водки и нетвердым шагом отправился к себе. Ночью он несколько раз вставал, нервно ходил по комнате, снова ложился, кряхтел и мычал, потом неожиданно подскочил на кровати, похлопал себя ладонями по голым ногам, подбежал к столу, выпил еще водки, через минуту прыгнул в постель и мгновенно заснул. Поутру Левушка выглядел абсолютно спокойным и, с удовольствием поглощая бабушкины блины, лишь загадочно улыбался.

Тепло распрощавшись с любимыми женщинами и так и не раскрыв секретную идею, Гольдах бодро двинулся в сторону родного института. Там он без труда разыскал полковника Железнова и сообщил, что на сборах срочно потребовался второй барабан: ожидается большой концерт с приглашением самого заместителя министра обороны, и потому принято решение максимально расширить музвзвод. Завкафедрой был немало обескуражен и даже хотел связаться с полковником Агеевым, но Гольдах был настолько убедителен, что Железнов, бормоча себе под нос что-то типа «совсем с ума посходили», распорядился выдать драгоценный реквизит из складских недр. Заполучив барабан, Гольдах устремил взор в небеса, показывая полковнику, что оборонное ведомство наверняка будет довольно скоростью выполнения задания. Железнов инстинктивно повторил движение Левиной головы и на некоторые время застыл, глядя в только что побеленный потолок.

– Полковник Агеев просил лично поблагодарить вас и выразить вам свое большое уважение, – отрапортовал Гольдах, вытянувшись в струнку.

– Да уж ладно, хитрый лис, – пробормотал польщенный завкафедрой, и Лева поспешил на обратный поезд. Сердце снова неистово билось, а Левушка, не чувствуя тяжести ноши, бодро перепрыгивал лужи, настукивая свободной рукой мотив похоронного марша в стиле аллегро виваче.

Полковник Агеев был несказанно обрадован, он крепко жал Гольдаху хрустящую кисть, причмокивал языком и даже предложил возместить покупку такого красивого барабана, наверняка новой модели. Но курсант Гольдах снисходительно отказался от денег, чем вызвал к себе еще большее уважение полковника, уже мысленно списавшего в свою пользу приличную сумму из выделенных институтом средств на непредвиденные расходы.

Последние три недели службы протекали в привычном режиме – музвзвод продолжал пафосно провожать в иные миры упокоившихся жителей. Количество желающих покинуть бренную землю пугающе увеличивалось, и оркестранты в душе желали здоровья сельчанам, устав от однообразия деревенских напитков и яств. Лева, исчерпавший свой писательский талант, строчил короткие послания домой, сопровождая их рисунками сердца как знака всеобъемлющей любви. Ввиду отсутствия даже малейшего намека на художественные навыки сердца больше походили на больную печень, но бабушке и Аллочке было все равно приятно получать от своего воина зарисовки неизвестных науке органов.

До вожделенного дембеля оставались считаные дни, когда на очередном вечернем построении Агеев разразился речью о том, что гордится будущими офицерами, прошедшими подготовку под его чутким руководством. Он выразил надежду, что, познав армейскую

службу, многие курсанты решат связать свою жизнь с Вооруженными силами великой страны, а также сообщил, что через двое суток пройдет заключительный парад, который будет принимать генерал армии такой-то, завкафедрой полковник Железнов и ректор института.

Над Левушкой нависло очередное разоблачение. Не в силах держать в себе страшную тайну и рассчитывая на поддержку, он признался во всем Леониду. Командир не очень-то поддался состраданию, а лишь непрерывно хохотал, сквозь слезы выдавливая из себя что-то типа «ну ты реально гений, далеко пойдешь».

Утром был построен весь лагерь, музвзвод должен был, открывая парад, идти впереди колонны курсантов. Пока ждали высокое начальство, Лева слышал, как тяжелые капли пота капают на отполированный инструмент и отдаются противным звоном в ушах. Наконец появился какой-то дедушка в генеральских погонах, весь увешанный орденами; он, ректор, все проректоры и нескольких деканов поднялись на трибуну, а полковник Железнов тепло обнялся с Агеевым и встал рядом с ним. Левушка, прятавшийся в последнем ряду оркестра за могучей спиной барабанщика, не слышал, о чем они говорили, но сразу почувствовал устремленные на него взгляды двух полковников.

Музвзвод заиграл марш и двинулся вперед. Проходя мимо трибун, Левушка периферийным зрением видел, как Железнов кивает на него, а раскрасневшийся Агеев что-то отвечает, разводя руками.

Через полчаса парад закончился, и после команды «вольно» Лева старался не поворачиваться к трибунам, не питая надежд на спасение. Вскоре курсантов построили заново, и ректор, а затем и Агеев произнесли подобающие окончанию сборов речи, затем вручили памятные награды отличившимся. Вторично прозвучал приказ «вольно, разойдись», и студенты двинулись к своим палаткам.

Лева почти бегом сорвался с плаца, когда вдруг услышал басистый окрик Железнова в микрофон:

– Курсант Гольдах, срочно подойти к трибуне!

Пока Лева шел, ему казалось, что он погружается в кошмарный сон, в котором пытаешься убежать от врагов, но ноги упорно не слушаются. Из забытья его выдернул голос Железнова.

– Ну, доложи, ляденыш, как и где ты купил этот новый барабан? – брызгая слюной, заорал он. – Ты, сучий сын, решил, что умнее всех? Был бы ты, лядь, в настоящих войсках, а не в этом потешном полку, давно бы сгноил тебя в карцере, чтоб на всю жизнь запомнил, музыкант хренов! Но ты еще попадешь в армию! Где ректор? Выгнать прямо сейчас гаденыша из института! – Железнов бешено завращал глазами в поисках институтского руководства.

– Чего молчишь, курсант? – куда более спокойным тоном спросил Агеев. – Тут судьба твоя, может, решается из-за этого тамтама. Поведай уж двум седым офицерам, что ж так у тебя свербило и где именно, что ты в Москву сорвался обманом.

У Левы пересохло во рту, губы дрожали.

– Т-т-т-товарищ полковник, п-полковники, я не получал писем от невесты… я очень беспокоился… б-боялся, вдруг чего с ней чего… или она… – заикаясь, придумывал он на ходу. – Я вот хотел…

– Все хотят в твоем возрасте, – прервал его Агеев. – Говно ты сделал двум уважаемым людям! – И уже добродушно обратился к Железнову: – Ну вообще-то он даже денег не попросил у меня за якобы покупку барабана, что на эту расу не похоже совсем. Я уже тогда почувствовал неладное… – На лице Агеева мелькнуло что-то похожее на улыбку.

– Все равно наказать сученыша! – не унимался Железнов. – Меня, героя войны, как мальчишку, мля!

У Левы немного отлегло от сердца, и он попытался сопоставить возраст завкафедрой с историческими датами. Получалась только война американцев во Вьетнаме.

В этот момент подошел ректор с генералом.

– Чем отличился боец? – поинтересовался генерал.

– Да уж отличился так отличился, – поспешил проговорить Агеев. – Два наряда ему вне очереди за неуставной поступок! Кру-угом, шагом марш отсюда, – скомандовал полковник, и, удаляясь, Лева успел подсмотреть, как Агеев успокаивает все еще багрового Железнова.