Дюна
Шрифт:
«Неужели он так и не прекратит? — подумал Кайнс. — Лекции, лекции, лекции… вечные лекции».
Коршун на шажок подпрыгнул к простертой руке; наклонив голову, глянул одним глазом, потом другим на открытую плоть.
— Арракис, — планета монокультуры, — объявил отец, — только одной. И ее урожай обеспечивает правящему классу существование, которое правящие классы вели всегда и всюду во все времена, оставляя крохи для прокорма человекообразной массы полурабов. И наше внимание привлечено к этим массам и крохам. Они гораздо более
— Отец, я не слушаю тебя, — прошептал Кайнс, — уходи.
А потом снова подумал: «Мои фримены, конечно же, неподалеку, они не могут помочь, но птиц видят и придут, просто чтобы убедиться, нет ли здесь влаги».
— Народ Арракиса, труженики его, узнают, что цель наша в том, чтобы по здешней земле текли воды, — провозгласил отец. — Большинство их, конечно, будут лишь полумистически представлять, как мы собираемся этого добиться. Многие, не представляющие массовых ограничений, решат даже, что мы привезем сюда воду с какой-нибудь богатой ею планеты. Пусть они думают что угодно — это безразлично, пока они верят нам.
«Еще минута — я встану и скажу ему все, что о нем думаю, — решил Кайнс, — стоит и болтает вместо того, чтобы помочь».
Птица подскочила еще на шажок к откинувшейся руке. Позади нее на пески опустились еще два коршуна.
— Религия и закон для масс должны быть едины, — сказал отец. — Акт неповиновения должен являться грехом и наказываться священством. Отсюда следует двойная выгода: объединение народа и усиление в нем повиновения и храбрости. Но полагаться мы должны не на храбрость отдельных личностей, а на храбрость населения в целом.
«Ну, куда же запропало это мое население, когда оно мне более всего необходимо?» — думал Кайнс. Собрав все силы, он сдвинул ладонь на палец, грозя коршуну. Тот отскочил к компаньонам, все чуть не взлетели.
— Наша эпоха получит ранг естественного феномена, — сказал отец. — Жизнь на планете — сложная ткань, сотканная из множества нитей. Изменения флоры и фауны в первую очередь будут определяться грубыми физическими силами, которыми мы манипулируем. Когда они установятся… впрочем, такие изменения сами станут управляющими факторами, и нам придется иметь дело и с ними. Имей в виду, кстати, что нам необходимо контролировать три процента поверхностной энергии… только три процента, чтобы система стала самовоспроизводящейся.
«Почему ты не помогаешь мне? — удивился Кайнс. — Вечно одно и то же: когда ты нужен, всегда тебя нет». Он хотел повернуть голову, глянуть на говорящего и взглядом заставить старика замолчать. Мускулы не повиновались ему.
Коршун шевельнулся. Он приблизился к ладони осторожными шажками, товарки его наблюдали, не выказывая якобы интереса. Коршун остановился лишь в шаге от его ладони.
Глубочайшая ясность переполнила ум Кайнса. Он вдруг понял, что Арракис имеет возможность, которой отец так и не увидел. И варианты развития событий затопили его голову.
— Не
«Просто читает в уме, — подумал Кайнс. — Ну и пусть… В мои стойбища уже разосланы предупреждения. Их-то ничто не остановит. Если сын герцога жив, его найдут и сохранят, как я и приказал. Женщиной, его матерью, они могут пренебречь, но мальчика сохранят».
Коршун подпрыгнул ближе, готовясь клюнуть в ладонь. Наклонив голову, вглядывался в распростертую на спине плоть. И вдруг вытянул шею и с криком взмыл вверх. Прочие последовали за ним.
«Они пришли! — подумал Кайнс. — Пришли мои фримены!»
И тут в песке глухо заурчало.
Этот звук знал каждый. Любой фримен мог отличить его от издаваемых червем звуков, от всех шумов пустыни. Где-то в глубине под ним предспециевая масса впитала достаточно воды и ткани малых делателей достигли критической стадии роста. Глубоко в песке образовался гигантский пузырь двуокиси углерода и устремился вверх, увлекая за собой вихрь пыли. Он вынесет наверх то, что формировалось в глуби, и утянет вниз все, лежащее на поверхности.
Коршуны кружили над ним, криками выражая разочарование. Они знали, что происходит. Как и любое рожденное в пустыне существо.
«А я рожден в пустыне, — думал Кайнс, — видишь меня, отец? Да, я рожден в пустыне».
Пузырь поднял его, лопнул, и он почувствовал, как пыльный вихрь охватывает его, затягивая в прохладную тьму, на мгновение ощущение прохлады и влаги принесли блаженство и облегчение. И пока родная планета убивала его, Кайнс успел подумать, что и отец, и другие ученые равно не правы: во вселенной главенствуют ошибка и случай. С этим могли согласиться и коршуны.
***
Пророчества и предвиденья… Как проверить их перед лицом не получивших объяснения фактов? Усомнись, насколько волна предвиденья, как называл ее Муад'Диб, предсказывает грядущее, не лепит ли будущее пророк в соответствии с пророчеством? Видит ли пророк будущее?.. Или же на самом деле он просто видит в нем слабое место, дефект, щель, которую можно расширить, разбить словом или решением, как резчик алмазов разбивает драгоценный камень ударом ножа?
«Забери их воду», — так крикнул этот мужчина. Пол подавил страх, глянул на мать. Обученным взором он заметил в ее мышцах готовность к бою, к молниеносному выпаду.
— Жаль, если нам придется тратить силы, чтобы справиться с вами, — сказал голос над ними.
«Это тот, кто заговорил первым, — подумала Джессика, — их по меньшей мере двое — один справа, другой — слева».
— Сигноро хробоса сукарес хин манже ла праравас дой ме камавас беслас леле пал хробос! — на всю котловину крикнул тот, что справа.