Дюна
Шрифт:
А теперь, стоя рядом с матерью, он глядел на это сборище, сомневаясь, может ли что бы то ни было предотвратить буйство фанатичных легионов.
Следом за подходившей к возвышению Чени четверо женщин несли в носилках старуху.
Не замечая Чени, Джессика жадно вглядывалась в женщину на носилках, старую, морщинистую, иссохшую… Капюшон на черном одеянии ее был откинут, открывая завязанные узлом седые волосы и тонкую шею.
Носильщицы осторожно подняли носилки на возвышение, Чени помогла старухе выйти.
«Вот она, их
Ковыляя к Джессике, казавшаяся скелетом в черном старуха опиралась на руку Чени. Она остановилась перед Джессикой и долго глядела ей в глаза, прежде чем заговорить грудным шепотом.
— Значит, ты и есть Она, — старая голова на тонкой шее качнулась, — Шадут Мейпс жалела тебя, она была права.
Джессика немедленно с твердостью ответила:
— Я не нуждаюсь ни в чьей жалости.
— Ну, это мы еще посмотрим, — тихо проговорила старая женщина. С удивительной быстротой она повернулась к собравшимся. — Ну, скажи им, Стилгар.
— Следует ли? — спросил он.
— Мы люди Мисра, — с трудом произнесла она, — когда-то наши предки бежали из ал-Уруба, что на Нилотике, и с тех пор мы познали и бегство и смерть. Старики уходят, молодые остаются, и наш народ не умрет.
Стилгар глубоко вздохнул, сделал два шага вперед.
Джессика заметила, как мгновенно примолкла толпа, — теперь собралось уже тысяч двадцать, — все стояли молча, не шевелясь. Она вдруг показалась себе такой маленькой и безрассудной.
— Сегодня нам придется оставить это стойбище, так долго укрывавшее нас… мы уходим на юг, глубже в пустыню, — Голос его громыхал под сводом над приподнятыми лицами со всею силой, которую ему давал акустический отражатель за спиною.
Люди молчали.
— Преподобная Мать сказала мне, что не переживет новой хаджры, — проговорил Стилгар. — Нам уже случалось жить без Преподобной, но негоже людям искать себе новый дом без нее.
В толпе теперь зашевелились и беспокойно зашептались.
— Но такая судьба может миновать нас, — продолжал Стилгар, — наша новая сайидина, Джессика-от-Странных-путей, согласилась пройти обряд. Она попробует пройти внутрь себя, чтобы мы не ослабели без Преподобной.
«Джессика-от-Странных-путей», — повторила про себя Джессика. Она видела, как глядит на нее Пол, сколько вопросов в его глазах, но уста его оставались замкнутыми перед всей этой толпою.
«Если я умру, не сумев, что будет с ним?» — подумала Джессика. И вновь опасения хлынули в ее душу.
Чени отвела Преподобную Мать на каменную скамью в акустической нише, вернулась и стала рядом со Стилгаром.
— А чтобы мы не потеряли все, если Джессику-от-Странных-путей постигнет неудача, — продолжил Стилгар, — сегодня Чени, дочь Лайета, будет посвящена в сайидины. — Он сделал шаг в сторону.
Из глубины акустической ниши донесся громкий шепот старухи, резкий, пронизывающий:
— Чени вернулась из своей хаджры, Чени видела
В толпе прошелестел отзыв:
— Она видела воды.
— Я посвящаю дочь Лайета в сайидины, — продолжила старуха.
— Мы принимаем ее, — отозвалась толпа.
Пол не слышал происходившего, все мысли его были об одном. Как сказал Стилгар?
«Если ее постигнет неудача».
Он повернулся и внимательно поглядел на ту, которую они называли Преподобной Матерью, на иссохшее лицо, в бездонную синюю глубину глаз. Казалось, ее унесет с места даже легкий сквознячок, но в хрупкой фигурке угадывалась сила, способная встать на пути кориолисовой бури. От нее исходила такая же мощь, как от Преподобной Гейус Хелен Мохайем, испытавшей его гом джаббаром и мукой.
— Я, Преподобная Мать Рамалло, чьим голосом говорит множество, так скажу вам, — продолжала старуха. — Чени пристало быть сайидиной.
— Пристало, — подтвердила толпа. Старуха кивнула и прошептала:
— Я отдаю ей серебряные небеса, золотую пустыню и ее сверкающие вершины да зеленые поля, которые будут. Их я отдаю сайидине Чени. А чтобы она не позабыла, что теперь ей служить всем нам, пусть поможет она в обряде семени. Да свершится все по воле Шай-Хулуда. — Она подняла худую темную руку, опустила ее.
Джессика, чувствуя, что близится ее время и пути назад уже нет, глянула разок на озабоченное лицо Пола и стала готовиться к испытанию.
— Пусть выступят вперед хранители воды, — сказала Чени чуть дрогнувшим голосом.
И Джессика поняла, что опасность близка, так настороженно притихла толпа.
По образовавшейся среди людей извилистой дорожке к возвышению приближалась группа мужчин. Они шли попарно. Каждая пара несла по небольшому, тяжело колыхавшемуся кожаному мешку, раза в два большему человеческой головы.
Двое первых сложили свою ношу к ногам Чени и отступили назад.
Джессика поглядела сперва на бурдюк, потом на мужчин. Капюшоны их были откинуты, открывая длинные волосы у плеч, стянутые в пучок. Темные провалы глазниц их были обращены к ней.
Густой запах корицы поднимался от мешка к ноздрям Джессики. «Не специи ли?» — подумала она.
— Есть ли вода? — спросила Чени.
Слева отозвался хранитель воды, мужчина с пурпурным шрамом по переносице:
— Есть вода, сайидина, но мы не можем ее выпить.
— Есть ли семя? — спросила Чени.
— В ней есть семя, — ответил он.
Встав на колени, Чени возложила руки на дрожащий мешок:
— Благословенна будет вода и семя в ней.
Обряд был знаком, и Джессика обернулась к Преподобной Рамалло. Глаза старухи были закрыты, она сгорбилась на скамейке, словно уснув.
— Сайидина Джессика, — произнесла Чени. Джессика повернулась к стоящей рядом девушке.
— Вкушала ли ты благословенную воду? — спросила Чени.
И прежде чем Джессика открыла рот, ответила за нее: