Дюна
Шрифт:
«Скоро все свершится, Джессика», — сказал внутренний голос.
«Должно быть, галлюцинация», — подумала Джессика.
«Уж ты-то должна бы понимать, что это не так, — сказал внутренний голос. — Давай-ка быстрее, не сопротивляйся. Времени у нас мало. Мы… — голос надолго умолк, потом продолжил — Ты должна была сказать о своей беременности!»
Теперь Джессика обрела собственный внутренний голос: «Почему?»
«Наркотик преобразит вас обеих! Святая Мать, что мы наделали!»
Джессика заметила, как в общем
«А сейчас собери силы, — сказал внутренний образ Преподобной Матери, — хорошо хоть, что ты понесла дочь… Мужской плод просто бы погиб от всего этого. А теперь осторожно… нежно… прикоснись к своей дочери. Стань ею. Поглоти страх… успокой ее силой и смелостью… но нежнее, нежнее».
Вторая точка теперь оказалась совсем близко, и Джессика заставила себя прикоснуться к ней.
Ужас почти одолел ее.
Она принялась бороться с ним единственным известным ей путем: «Я не должна бояться. Страх убивает разум… Страх убивает разум…»
Литания вернула ей какое-то подобие спокойствия. Малая точка застыла рядом, излучая по-прежнему страх.
«Слова здесь пока бессильны», — подумала Джессика.
Она обратилась к основным эмоциям, излучая на точку тепло, любовь, уют и защиту.
Ужас ослаб.
И вновь проявилось присутствие Преподобной Матери, теперь их общее сознание стало тройным: два активных, третье рядом спокойно впитывало.
«Меня подгоняет время, — произнес внутренний голос Преподобной. — Я должна многое передать тебе. И не уверена, сможет ли твоя дочь воспринять все это, не повредясь разумом. Но — да будет! Нужды племени важнее».
— Что…
— Молчи и воспринимай.
И жизнь Преподобной Матери начала прокручиваться в сознании Джессики. Словно лекция на сублиманальном проекторе в школе Бинэ Гессерит… только быстрее… как молния.
Но… отчетливо.
Она увидела все… Любовника, мужественного, бородатого, с темными фрименскими глазами, всю его силу и нежность — все промелькнуло в мгновение ока.
У нее не оставалось времени думать, как воспримет все это плод, дочь, — она лишь сама воспринимала и запоминала. В разум Джессики потоком хлынули события: рождение, жизнь, смерть, пустяки и важные вещи — все в один момент.
«Почему ручеек песчинок, с легким шелестом скользящий с утеса застрял в ее памяти?» — удивлялась Джессика.
И с опозданием она поняла, в чем дело. Старая женщина умирала и, умирая, переливала свое сознание в разум Джессики… так вода наполняет чашу. И когда сознание Преподобной растворилось в предродовом восприятии, Джессика еще следила за ним. Умирая в миг зачатия, Преподобная впечатала свою жизнь в памяти Джессики слившимися воедино словами:
— Долго я ожидала тебя, — сказала она, — вот моя жизнь.
И теперь
Даже миг смерти.
«Теперь я — Преподобная Мать», — поняла Джессика.
И новым внутренним своим восприятием она ощутила, что и в самом деле стала такой, кого Дочери Гессера называли Преподобными. Ядовитый наркотик преобразил ее.
В школах Бинэ Гессерит это происходило не совсем так, она знала это. В эти мистерии ее не посвящали, но теперь она просто знала это.
Конечный результат был одним и тем же.
Джессика вновь ощутила прикосновение сущности своей дочери, коснулась ее, но ответа не получила.
Страшное одиночество овладело Джессикой, едва она поняла, что случилось с нею. Она поглядела вглубь… жизнь ее еле теплилась, напротив, снаружи жизнь неслась буйным потоком…
Ощущение движущейся точки таяло… тело освобождалось от власти яда, но другую точку она ощущала… с чувством вины за все, что случилось.
«Это сделала я, моя бедная дочка, твоя мать. Я обрушила на несформировавшееся сознание всю эту вселенную, без пощады и без защиты».
Тонкий ручеек любви — утешение, словно отражение чувств, обращенных ею к малой точке, вернулся к ней самой.
Но прежде чем Джессика успела отреагировать на ласку, психику ее властно охватил адаб — память и необходимость. Надо было немедленно сделать что-то. Она попыталась было понять, но чувства ее еще были одурманены.
«Я могу изменить этот состав, — подумала она, — обезвредить его», — но она знала, от нее ждали не этого. Это же обряд соединения.
И она поняла, что следует делать.
Джессика открыла глаза, махнула в сторону бурдюка с водой, который Чени теперь держала в руках.
— Вода получила благословение, — сказала Джессика, — смешайте воды, пусть они преобразуются, чтобы благословение могли разделить все.
«Пусть катализатор совершит свое дело, — думала она. — Пусть люди выпьют и восприятия их сольются. Яд теперь безопасен… Преподобная Мать обезвредила его».
Но память все требовала, давила. Она поняла, что это еще не все… но наркотик мешал сосредоточиться.
Ах-х-х-х, старая Преподобная Мать!
— Я встретила Преподобную Мать Рамалло, — произнесла Джессика. — Она ушла, и она осталась. Почтим ее память обрядом.
«Откуда я знаю эти слова?» — удивилась Джессика.
И она поняла, что они пришли к ней из чужой памяти, жизни, открывшейся ей и ставшей частью ее существа. И эта часть еще не была удовлетворена.
«Пусть они получат свою оргию, — проступило из этой чуждой памяти, — У них так мало радостей в жизни. Да, а нам с тобой нужно еще немного времени, прежде чем я укроюсь в твоей памяти. Она так влечет меня. Ах-х-х, как наполнен твой ум интересными вещами! Многого я даже не могла вообразить».