Дюна
Шрифт:
— Благодаря дяде. Как подумаешь, что вышло бы из этого парня, получи он другое воспитание, например, с моральными критериями Атридесов…
— Увы, — ответила она.
— Эх, хорошо бы спасти их обоих, и юного Атридеса, и этого юношу. Я слыхал, что в Поле изумительным образом слились наследственность и воспитание, — он покачал головой. — Впрочем, не следует скорбеть над участью неудачников.
— Знаешь, у Бинэ Гессерит есть поговорка, — начала она.
— У вас есть поговорка на каждый случай, — возразил он.
— Эта
***
Во «Времени размышлений» Муад'Диб говорит нам, что лишь с первыми столкновениями с жизнью Арракиса началось его настоящее воспитание. Он учился ощупывать песок, чтобы узнать погоду, познал язык уколов, которыми жалит кожу ветер, зуд песчаной чесотки, научился собирать драгоценную воду своего тела, хранить ее и защищать. А когда глаза его налились синевой Ибада, он познал путь Чакобсы.
Отряд Стилгара, возвращавшийся домой с двумя беглецами, выбрался из котловины в ущербном свете первой луны. Ощутив запах дома, облаченные в серые одеяния люди поторапливались. Позади серела полоска, яркая еще для этих часов в середине осени, когда солнце по местному зодиаку находилось в созвездии Горного Козла.
Унесенные ветром листья осыпались к подножию утеса, где их еще собирала стойбищенская ребятня, но шаги идущих, кроме изредка оступавшихся Пола и Джессики, никто из детей не отличил бы от естественных звуков ночи.
Вытерев присохшую пыль со лба, Пол почувствовал, что его потянули за руку, услышал сердитый голос Чени:
— Почему делаешь не так? Я же тебе показывала — надо опускать капюшон на лоб, почти на глаза. Ты теряешь влагу.
Сзади шепотом приказали молчать:
— Пустыня слышит вас!
В скалах над головами чирикнула птица.
Отряд замер, и Пол вдруг почувствовал в людях тревогу. В скалах, наверху, что-то тихо стукнуло несколько раз, словно мышь запрыгала по песку.
И снова чирикнула птица.
Отряд вновь потянулся вверх, в расщелину среди скал, но затаенное дыхание фрименов вселяло в Пола опаску. Он заметил, что остальные искоса поглядывали на Чени, она же пыталась держаться в сторонке.
Теперь под ногами была скала, вокруг шелестели серые одеяния, походная дисциплина явно стала теперь лишней, но охватившая и Чени, и всех прочих отчужденность не исчезала.
Он следовал за чьей-то тенью: вверх по ступеням, поворот, еще ступени, тоннель, за ним две влагозащитные двери и, наконец, узкий, освещенный светошарами коридор в желтых скалах.
Фримены вокруг него откидывали капюшоны, вытаскивали из носов пробки, глубоко дышали. Кто-то вздохнул. Пол поискал взглядом
— Извини, Усул! Крепко мы с тобой! Увы, как приходишь — всегда одно и то же.
Слева от себя Пол увидел узкое бородатое лицо человека, которого звали Фарух. Темные глаза в зачерненных глазницах казались в желтом свете еще чернее.
— Откинь капюшон, Усул, — сказал Фарух, — ты дома. — Расстегнув на нем капюшон, он локтями растолкал вокруг Пола людей.
Пол вытащил пробки из носа и отбросил защитный полог со рта. Лавиной нахлынул запах стойбища: смесь вони тел, эфирных дистиллятов, отработанных выделений человеческого тела — словом, весь кислый дух человечества… и всевластный запах специи и ее производных.
— Чего мы ждем, Фарух? — спросил Пол.
— По-моему, Преподобную Мать. Ты слыхал известия… бедная Чени.
«Бедная Чени?» — мысленно переспросил Пол. Он огляделся, удивляясь, где она и куда подевалась мать в такой суете.
Фарух глубоко вздохнул.
— Пахнет домом, — объявил он.
Иронии в его тоне не было, эта вонь действительно доставляла ему удовольствие. Потом Пол услышал, что мать кашлянула неподалеку, раздался ее голос:
— Богаты запахи твоего дома, Стилгар. Вижу, вы много работаете со специей… делаете бумагу… пластики и… не химическую ли взрывчатку?
— Ты определила все это по запаху? — спросил какой-то мужчина.
Пол понял, говорит она все это для него, чтобы ослабить натиск на обоняние.
В голове отряда послышался шум, и длинный вздох, казалось, прокатился вдоль всей цепочки; негромко переговаривались, передавая весть, голоса:
— Лайет умер.
— Увы, это верно.
«Лайет, — подумал Пол, — ведь Чени — дочь Лайета».
Части головоломки сложились воедино. Планетолога звали среди фрименов — Лайетом.
Пол поглядел на Фаруха, спросил:
— Не тот ли это Лайет, которого звали еще и Кайнсом?
— Лайет один, — ответил Фарух.
Пол повернулся, глядя в прикрытые балахоном спины. Значит, Лайет-Кайнс мертв.
— Очередное предательство Харконненов, — прошипел кто-то. — Изобразили аварию топтера… мол, погиб в пустыне.
Гнев душил Пола. Погиб человек, ставший им другом, спасший от облавы, разославший во все стороны по пустыне отряды, чтобы спасти их… и он стал жертвой Харконненов!
— Жаждешь ли ты, Усул, мести? — спросил Фарух.
Прежде чем Пол успел ответить, впереди раздался негромкий зов и отряд вступил в широкий зал. Перед ним оказался Стилгар, а рядом с ним странная женщина, обернутая в кусок ткани ярко-оранжевого цвета с зелеными пятнами. Руки ее были обнажены до плеч… конденскостюма на ней не было. Кожа ее отливала светло-оливковым цветом. Откинутые назад волосы открывали высокий лоб, подчеркивая острые скулы, и орлиный нос, и глубокую темноту глаз.