Дюна
Шрифт:
— А почему вы никогда не покупали гессериток, дядя? — спросил Фейд-Раута. — Если рядом с вами была бы ясновидящая…
— Ты знаешь мои вкусы! — отрезал барон. Фейд-Раута поглядел на дядю и произнес:
— И все же они представляют определенную ценность…
— Я им не доверяю, — огрызнулся барон, в голосе его слышался гнев. — Не пытайся переменить тему!
Фейд-Раута кратко отвечал:
— Как вам угодно, дядя.
— Помнится, несколько лет назад на арене, в одном из поединков, — начал барон, — могло показаться, что твоего
— Все это было настолько давно, дядя. И я, в конце концов…
— Не уклоняйся, — ответил барон более спокойным тоном.
Фейд-Раута поглядел на дядю, подумал: «Он все знает, иначе бы не спрашивал».
— Моя интрига, дядя. Я затеял ее, чтобы скомпрометировать вашего главного надсмотрщика.
— Умно, — сказал барон, — вдобавок требовало храбрости, ведь гладиатор чуть не сразил тебя, не так ли?
— Да.
— И если изящество и тонкость твоих замыслов окажутся под пару твоей храбрости, ты станешь грозным для любого, — барон поводил головой из стороны в сторону. И в который уже раз после того ужасного дня на Арракисе пожалел о гибели Питеpa, своего ментата. Тот был тонок, дьявольски тонок. Барон вновь качнул головой. Судьба, случалось, бывала к нему беспощадной.
Фейд-Раута оглядел спальню, — следы борьбы вокруг, — недоумевая, как мог его дядя справиться со столь тщательно подготовленным рабом.
— Как я одолел его? — спросил барон. — Ах-х-х, Фейд, позволь мне старику, сохранить кое-что в тайне. И лучше, если мы сейчас заключим с тобой сделку.
Фейд-Раута, не веря своим ушам, глядел на него. «Сделку! Значит, он и впрямь считает меня наследником. Иначе зачем ему сделка? На сделки идут только с равным… или почти!»
— Какую же сделку, дядя? — Фейд-Раута невольно почувствовал гордость, ощутив, насколько спокойно и рассудительно звучит его голос, не выдавая наполнявшего душу восторга.
Барон тоже заметил этот самоконтроль. Он кивнул:
— Пока ты — всего лишь хороший материал, Фейд. И я не бросаюсь своим добром. Но ты пока основательно заблуждаешься — не хочешь понять, насколько я нужен тебе. Ты упрям. Ты не понимаешь, что должен охранять меня как величайшую для себя ценность. Это вот… — он показал на следы борьбы, — это было глупостью. Глупость не вознаграждается.
«Ну, скорее к делу, старый дурак!» — подумал Фейд-Раута.
— Ты называл меня сейчас про себя старым дураком, — сказал барон, — придется переубедить тебя в этом.
— Вы говорили о сделке.
— Ах, это нетерпение юности, — произнес барон. — Ну, тогда буду краток: приказываю прекратить эти глупые покушения на мою жизнь. А я обещаю тебе, когда почувствую, что ты созрел для этого, — сам отступлю в сторону, отрекусь в твою пользу. Буду советником, а ты станешь править.
— Отречетесь ли, дядя?
— Вижу, ты все считаешь меня дураком, — ответил барон, — и этот разговор только усиливает твою самоуверенность,
Барон покачал головой, подумал: «Если бы не Хават… у него все получилось бы. Ну, пусть мальчишка думает, что это я сам и уличил их. В какой-то мере это справедливо. Именно я спас Хавата от сардаукаров на Арракисе. А мальчишке следует с большим уважением относиться к моим способностям».
Фейд-Раута молчал, невольно сомневаясь: «Можно ли ему верить? Неужели и впрямь отречется? А почему бы и нет? Однажды, уверен, я добьюсь своего, если только буду осторожен. Вечно жить он не будет. И может быть, торопить его на тот свет глупо».
— Вы говорите о сделке, — сказал Фейд-Раута. — И какие гарантии мы можем дать друг другу?
— Иначе говоря, с какой стати мы станем доверять друг другу, эх? — спросил барон. — Ну, Фейд, что касается тебя, я приставлю Сафира Хавата следить за тобою. В таких вопросах я доверяю его способностям ментата. Ты меня понял? Что касается меня самого, придется тебе поверить на слово. Но я ведь не буду жить вечно, Фейд, не так ли? И тебе уже давно должно было прийти в голову, что мне известно кое-что, о чем ты и не подозреваешь.
— Я-то дам клятву, но чем же ответите мне вы? — спросил Фейд-Раута.
— Я оставлю тебя в живых, — коротко ответил барон.
Фейд-Раута вновь поглядел на дядю: «Хават будет следить за мной! Интересно, что старик сказал бы, узнав, что именно Хават и подготовил интригу с гладиатором, стоившую ему жизни надсмотрщика? Быть может, решил бы, что я лгу, пытаюсь скомпрометировать Хавата. Нет, Хават — отличный ментат, он предвидел и этот момент».
— Ну, и что ты скажешь? — спросил барон.
— Что я скажу? Конечно же, я согласен.
Про себя Фейд-Раута подумал: «Хават! Он ведет двойную игру… против нас… не так ли? Или он уже переметнулся в лагерь дяди, раз я не посоветовался с ним… в сегодняшней попытке покушения с помощью этого юнца».
— Ты не сказал еще, что думаешь о моем решении относительно Хавата, — произнес барон.
У Фейд-Рауты от негодования расширились ноздри. Имя Хавата столько лет сулило опасности всей семье Харконненов… Пусть он теперь в новом качестве, но опасен от того ничуть не менее.
— Опасная игрушка — этот Хават, — сказал Фейд-Раута.
— Игрушка! Не будь глупцом. Я знаю, что такое Хават и как управлять им. Он человек глубинных эмоций, Фейд. Бояться следует человека без эмоций. А глубокая эмоциональность… ах, ею прекрасно можно воспользоваться в собственных целях.
— Дядя! Я вас не понимаю.
— Зря. По-моему, все вполне ясно.
Лишь легкий взмах ресниц выдал негодование Фейд-Рауты.
— Ты не понимаешь Хавата, — произнес барон.
«И ты тоже», — подумал Фейд-Раута.