Единственная призрака. По праву рождения
Шрифт:
— Эй, аккуратнее, — слышу сзади голос Арана.
Я отлепляюсь от стенки. В месте, где только что были мои ладошки, даже в полумраке можно разглядеть два кровавых пятна. Раны на руках горят.
— Вот же… — ругаюсь я.
— Ты же девочка, — одёргивает меня Аран.
Я уже открываю рот, чтобы ответить в духе портовых грузчиков, как сбоку от нас слышится противный скрежет камня о камень. Мы застываем в недоумении. Каменная кладка в углу отъезжает в сторону, открывая за собой узкий, тёмный провал.
— Аран, — почему-то шепчу я. —
— Я полагаю, что это как раз одна из загадок Крепости, — задумчиво говорит воин.
Сердце в груди стучит с удвоенной скоростью, ладони противно покрываются липкой кровью, но меня это не смущает. Тайна Крепости? Это что-то новенькое!
— Что думаешь? — искоса глядит на меня призрак и как бы невзначай замечает: — Я там опасности не чувствую.
— Загадки на то и существуют, чтобы их разгадывать, правда? — предвкушающе улыбаюсь я.
Это скорее риторический вопрос. Аран согласно хмыкает, и мы синхронно шагаем к проходу, который ведёт неизвестно куда.
Я давно ни о чём не тревожусь. Практически всё, что со мной происходило на поле боя, я мог контролировать. Всё, что со мной происходит вне войны, я могу предсказать или спрогнозировать. Но, похоже, это не касается Мариис Арос. И это не может меня не тревожить. Такого наглого нападения я даже не предполагал. Наёмники — это дорого и вовсе не так просто, как может показаться. Особенно в военизированном учебном заведении. Кто-то должен был их провести, или они должны быть бывшими кадетами Крепости и знать все потайные ходы. Очень много того, о чём здесь можно подумать.
Перебираю пуговицы на преподавательской форме, и это простое действие словно вызывает в памяти недавнее воспоминание. Оно проступает поверх всех мыслей, словно проявляется, перекрывает собой окружающий меня мир.
…Тонкие пальцы цепляются за плотную ткань, сквозь мою одежду царапают кожу. А вместе с ней что-то глубже. Мои руки в тёмных волосах… Почему это меня задело?
«Потому что это уже было, идиот», — отвечаю я сам себе.
Неужели я действительно думал, что будет легко?
22
— Эй, стоп! — восклицаю я, когда моя нога соскальзывает со ступени, и я чуть не улетаю в кромешную тьму. — Я ни зги не вижу! Нужно взять фонарь, иначе тут можно шею себе свернуть. Ты же говорил, что чувствуешь, когда мне грозит опасность. И в итоге что? Я чуть не убилась!
Возвращаюсь на свет и, нарочито подозрительно сощурившись, смеряю взглядом древнего воина.
— Чувствую, но лишь тогда, когда она исходит от кого-то, а не от тебя самой, — мужчина пожимает массивными плечами. — Я чувствую, когда тебе нужна моя защита.
— Здорово, — сарказм наше всё. — То есть, если кто-то решит подстроить несчастный случай, ты не почувствуешь?
— Не говори ерунды, — отмахивается призрак и мастерски переводит тему. — Я уже и забыл, как неудобно быть живым.
В душе соглашаюсь с призраком. Порой быть живым действительно неудобно. Например, сложно разгадывать тайны в темноте. Нужно найти фонарь и вернуться.
Пулей выскакиваю из комнатки с секретом, которая в моих мыслях уже стала гардеробной. Выхожу в коридор.
— Поверни кольцо, — слышится сзади. — Тебе могут встретиться новые соседи, а нам, как ты понимаешь, проблемы не нужны.
Касаюсь пальцами металла. Темнота в коридоре в этот раз меня не пугает. Без тени сомненья я покидаю островок света, падающего от окна, и, не сбавляя скорости, уверенно мчусь к кованой решётке. Я успеваю сделать шагов пятнадцать, прежде чем на полном ходу во что-то врезаюсь. Моя расшатанная нервная система воспринимает это как сигнал о нападении, и я стремлюсь отпрыгнуть подальше от неожиданного препятствия, возникшего на моём пути. Однако препятствие оказывается в разы проворнее. Крепкие ладони смыкаются на моих предплечьях, не давая мне завершить спонтанный манёвр.
Неужели меня всё же достали? И что, я погибну прямо сейчас, во цвете лет? От этой мысли кровь приливает к голове, в висках стучит от адреналина, а в горле разгорается огонь, как будто в него влили кипящее масло.
Но сдаваться без боя я не намерена. Немного подогнув колени, я завожу правую ногу назад, для большего размаха, надеясь попасть обидчику если не в пах, то где-то рядом. И я бы обязательно попала, но этот гад просчитывает меня на раз-два и отодвигается в сторону, от чего мой удар выходит смазанным. Нога проходит лишь по касательной примерно на уровне бедра нападавшего.
Противник ведёт себя странно. Вместо того, чтобы начать уже наконец меня убивать, он зажимает оба моих запястья в своей огромной ладони, перехватывает мою ногу, а свободная рука негодяя достаточно жёстко хватает меня пониже спины, приподнимает и припечатывает к холодной, неровно отёсанной стене. Худшего исхода сражения невозможно себе представить. Именно в этот момент у меня закрадывается подозрение, что меня хотят… вовсе не убить. Единый! Да что же это?! Вспоминается ладонь мерзкого здоровяка из боевиков ровно на том же месте. Может это он? Решил не ограничиваться шлепком по заднице? Руки влажнеют, тошнота подкатывает к самому горлу, и из него вырвался сдавленный крик, который тут же пресекает ладонь, бесцеремонно закрывшая мне рот.
— Тш-ш, — слышу рядом с ухом.
Что-то больно знакомые нотки в этом шёпоте. Я перестаю сопротивляться и прислушиваюсь. Невидимый противник моментально убирает ладонь с моего рта, а вторая рука перестаёт удерживать мою ногу в неестественном положении. Моё тело всё ещё остаётся прижатым к стене, но уже не столь похабным образом, что вызывает у меня вдох облегчения: изнасилование отменяется. И на том спасибо.
— Ты совершенно не умеешь драться, — констатирует низкий глубокий голос.