Её Сиятельство Графиня

Вериор Лика

— В Одессе, Спасо-Преображенский собор, — несколько растерявшись, ответил Демид. Разговор вовсе не светский.

— Лучшее из возможных решений… Мужчинам к лицу борода, — вдруг отметила она. Демид машинально коснулся подбородка. Он списал бы подобное замечание за фривольность или попытку соблазнения, но графиня высказала это с иным умыслом, Демиду неясным.

— Траур-с, — проговорил он с некоторой неловкостью.

— Забавно — чтобы из русского человека вылетела европейская мода, нужно, чтобы в его семье кто-то умер, — и, не

дав ему хоть что-то возразить, тут же спросила: — А вы всегда в мундире?

— В основном, — Демид стойко сносил невежливые нападки. Елизавета Демидова явно имела какие-то проблемы с военными, что женщинам света вовсе несвойственно, в обществе было принято романтизировать и мундир, и войну.

— М-м, — графиня кивнула. Елизавета Павловна слушала их молча, но заинтересованно.

— Извольте! — не выдержал Демид. — Что-то не так?

— Отнюдь.

— Я настаиваю.

— По правде, имею некоторые вопросы к военным.

— И что же вам не нравится в защитниках отечества? Благодаря нам вы спите спокойно.

— Скорее наоборот… — проговорила она, заозиравшись. Всем видом она выказывала незаинтересованность в разговоре.

— Простите?

— Ничего-ничего…

— Я настаиваю! — повторил Демид настойчивее. — Что не так в защите оте…

— Защищают на своих землях, — отрезала графиня. — На чужих — заставляют защищаться.

Она, наконец, посмотрела на него — прямо. Тот самый блеск, что пленил его в их первую встречу, был заметен сквозь ажурную чёрную вуаль. Нарастающая злость отступила, Демид вновь был пленён. Молчание затягивалось, Елена Павловна кашлянула, возвращая племянника из грёз в реальность.

— Вы просто слишком юны, оттого и не понимаете сути, — проговорил Демид снисходительно.

— А может, я юна и оттого ещё способна называть вещи своими именами, правдиво, не оглядываясь на мнения?

— Вы очаровательны, — проговорил Демид, потянувшись за кистью графини, чтобы запечатлеть на ней поцелуй, но та спрятала руку за спину — комплимент ей совсем не понравился.

— Ma chere, не будь к нашему оловянному солдатику столь строга, — Елена Павловна взяла Лизавету под руку, другой рукой — притянула к себе Демида. Они медленно пошли вдоль зала. — У вас обоих — горячие сердца и ледяные маски, одно удовольствие наблюдать за вашей перепалкой.

— Это вовсе не… — начал было Демид, но тётушка едва заметно его дёрнула, чтобы замолчал. Графиня же, хоть и шла с ними, мыслями была где-то в другом месте.

— Когда посол изволят завершить беседу с Их Величествами, мы обязаны перехватить его внимание, — предупредила тётушка.

— Позвольте мне оставить вас? — вдруг спросила графиня. — Я вовсе не хочу отягощать вам своим обществом.

— Ну что вы, — не согласился Демид. — Вы вовсе не отягощаете…

— Так, дорогие, — княгиня отпустила обоих, а после, свела их друг с другом. Демид и не заметил, как вдруг оказалось, что под локоть он держит уже не тётушку — графиню. —

Посол, кажется, вот-вот освободятся. Дорогой, ты представь нашу милую подругу своим друзьям, а после подойди к нам с послом.

Елена Павловна умчалась от них, свойственным ей быстрым шагом лавируя меж гостями. Елизавета тем временем выпутала свою руку из захвата Демида, отстранилась.

— Вы не привечаете моего общества?

— Нет, с чего вы взяли?

— Этого трудно не заметить. Так что же? Не стесняйтесь, скажите правду.

— Мы с вами незнакомы.

— Это верно, так позвольте же быть вашим другом?

— Не стоит.

— Это дело чести, — не согласился Демид. — Мне претит мысль, что я в вашей немилости.

— Отчего же? Разве моё мнение так важно? — они стояли близко, потому могли позволить себе говорить едва слышно.

— Вы и не представляете — насколько. Потому извольте узнать меня ближе. Молю!

Елизавета пристально посмотрела на Демида. Он ожидал ответ.

— Я не хочу иметь дел с военными.

— Я отставной, — впервые этот факт порадовал Демида.

— Но не сердцем, — она посмотрела на увешенный наградами мундир, медленно перевела взгляд на чёрную траурную повязку на его левой руке. — У вас это в крови.

— Что же?

— Убивать безвинных, — проговорила она прямо, вновь посмотрела Демиду в лицо.

— Не судите всякого по частности.

— Как раз-таки вы — та самая частность, по которой приходится судить всякого.

Елизавета развернулась и хотела было оставить его, но Демид схватил её за локоть, останавливая. Поняв грубость своего поступка, он тут же её отпустил.

— Прошу простить… — проговорил. — Я не плохой человек.

— Не сомневаюсь, — сквозь вуаль была видна её короткая улыбка.

— Дайте мне шанс.

— Вы до ужаса прилипчивы, не находите?

— До вас — не находил. Но вы…

— Замужняя женщина, и едва ли подобные замечания уместны.

— Не поймите меня неправильно…

Больше уговоров Демид не мог себе позволить — он и без того выставил себя дураком.

— Позвольте мне исполнить волю тётушки.

— Конечно, — графиня кивнула, но осталась в некотором отдалении.

— Я вам столь неприятен?

— Почему вы так решили?

— Вы не подходите ко мне.

— Вы мужчина, — сказала графиня так, словно бы это всё объясняло.

— А что же тогда в танцах? Вы также будете держаться на расстоянии?

— Эти варварские традиции света, — она словно бы вся передёрнулась, — унизительны. Женщин выставляют напоказ так, словно они какой-то товар, а танцы… едва ли девушка может отказаться от приглашения, тут же её сочтут грубой, распустят сплетни.

— А вы? И про вас ведь распустят сплетни.

— Я сплетен не боюсь. По Божьей воле я свободна от давления — родственников у меня нет, а муж в беспамятстве. Мне облегчено, но едва ли можно сыскать хоть одну такую же в этом обществе.