Её Сиятельство Графиня

Вериор Лика

— Девушки любят танцы.

— Уверена, не все. Под выученными улыбками нередко скрывается печаль, омерзение, а то и разбитое сердце. Посмотрите на них, — Демид последовал просьбе и осмотрел присутствующих. Они прогуливались по периметру зала, потому разглядывание не составляло труда. — Вон там, видите. Девица, ей лет шестнадцать, смотрите, как она улыбается, словно бы разговор с этим господином напротив неё — лучшее, что с ней когда- либо случалось, не так ли?

— Соглашусь.

— А теперь гляньте на её руки — как она сжимает несчастный веер. А шея?

Она напряжена, очевидно, сохранение благосклонного выражения лица требует немалых усилий — сегодня вечером бедняжка свалится от головной боли, подобное никогда не проходит бесследно. Гляньте на её матушку. Та словно бы приобняла дочь, а сама пощипывает её за руку, стоит той хоть немного расслабиться, потерять в лоске.

— Вы правы, — удивился Демид, и сам уже с большим интересом продолжил изучение. — И ведь маменька улыбается не меньше дочери, но как-то иначе. Хищно?

— Именно так — хищно. Она на охоте и оценивает, за сколько сможет продать свою красавицу — едва ли она не заприметила богатые каменья на вороте избранника. А кольца? Страшная безвкусица, позвольте отметить.

— Это, к слову, Шереметев — он уже давно вдовец, но в столь молодых пассиях явно не заинтересован, так что ваша теория, возможно, не верна…

— И сыновей у него, скажете, нет? — Демиду показалось, графиня улыбнулась.

— Есть, Сергей, но ему около двенадцати…

— Вот-вот. Будь он подходящего возраста, едва ли девица была бы недовольна, не находите? Впрочем, пройдут годы, и она сама поймёт выгоду от подобной партии, только вот сейчас, в свои шестнадцать, она надеется на любовь, а, возможно, уже и влюблена в кого-то. И, не будь она товаром, она могла бы обрести счастье — кто знает?

— Вы не многим старше, я полагаю…

— И продана в её же возрасте, — отрезала графиня. — Однако моя судьба совсем иная — к счастью или к сожалению. Так или иначе — грех жаловаться. Представьте меня тому господину, будьте добры, — вдруг проговорила она. Из всех гостей она, словно бы чувствуя, выбрала одного из приметнейших — графа Толстого.

— Лев Николаевич, — Демид поклонился. — Рад видеть вас сегодня.

— Мои соболезнования, Демид Михайлович, слышал про вашего батюшку…

— Благодарю.

— Милая Лиза! — Лев поклонился графине, удивив Демида. Елизавета присела в реверансе.

— Как же вы меня узнали? Очень рада нашей встрече, Лев Николаевич. Я попросила уважаемого князя представить меня вам — официально.

— Ну что вы, мы давно и прочно знакомы! А узнал — совершенно случайно. Если бы мы не встретились с вами пару месяцев назад — никогда бы не догадался. Всё ещё под впечатлением — как же вы вросли! Помню, как вы сидели со мной за чашечкой чая, обсуждая тонкости кумыкского языка, а ведь вам тогда было около двенадцати…

— Около того, сударь, — она кивнула.

— Ну оставьте же, оставьте это, мне претит эта официальность!

— Свет не терпит иного.

— Я только вернулся, а он мне уже опротивел, — доверительно сообщил Толстой. — Премерзкое местечко — этот Петербург.

—

Особенно после свободных гор, не так ли? А уж что там в Крыму, — указала графиня на своё знание о передвижениях Толстого, — мне не представить. Совсем иные моря, иные горы…

— Где же вы познакомились? — не смог сдержать любопытства Демид.

— Где же ещё — на Кавказе, — Толстой пригладил усы.

— Лев Никалаевич был гостем в поместье моего опекуна — графа Мирюхина. Мы имели долгие разговоры о насущном. Смею заявить, что наш уважаемый Лев Николаевич в какой-то степени стал моим наставником.

— Чудесное дитя, — Лев потянулся к руке Елизаветы — и Демид сосредоточился, желая узнать, позволит ли она этот жест. Позволять не пришлось — Лев сам себя одёрнул. — Ох, что это я, наш чистый цветок, я успел позабыть о ваших правилах… И как же вы тут? Как вам кабала брака?

— Мой супруг тяжело болен и не встаёт с постели.

— Мои поздравления, — проговорил Лев Николаевич тихо. — Поразительная удача.

— Божий промысел, — поправила Елизавета. — А вы? Удалось ли вам оставить службу, как вы того хотели?

— Да-с! В отставке — поручиком. На моё прошение ответили мгновенно-с.

— Мои поздравления, — повторила за ним Елизавета. — Князь, благодарю вас за сопровождение, теперь наш со Львом Николаевичем разговор не вызовет излишних пересудов.

Отсылает! Как служку — без всякого стеснения. И глупостью будет со стороны Демида задержаться в её обществе хоть на секунду.

Какова! Ледяная бестия!

С детства знакома с Толстым. А ведь и он военный — отслужил не меньше Демида. Но вот, ему улыбается, рада, как родному.

Демид не мог не признать — его захватила ревность. Возможет быть, ко Льву Лизавета милее лишь потому, что он ей старый знакомец? И всё же! Демид — в отставке, Лев — в отставке, но один из них ей словно враг, убийца, а другой — сердечный друг.

Князь нашёл тётушку — она всё ещё была в обществе посла. Перейти на немецкий не составило труда, но всё же — нет-нет — но Деми отвлекался, посматривал на графиню в компании Толстого. Совсем скоро к ним подошли и другие — всё литераторы из круга Толстого. Сначала Некрасов, затем Фет, Афанасий, — оба они очень живо включились в беседу, издалека казалось, что даже дискутировали с юной графиней, хотя, казалось бы, какие у них могут быть общие темы для бесед?

Впрочем, Демид прекрасно понимал, что именно с Елизаветой Вавиловой интеллигентам будет о чём поговорить — неординарного, острого ума особа, в свои годы отличающаяся незаурядной проницательностью и необыкновенной отрешённостью от обычных для девиц её возраста и положения интересов.

Он выдохнул, когда в этой компании появилась ещё одна женщина, фрейлина императрицы — Екатерина Фёдоровна Тютчева — отвлекая на себя часть внимания. Демид всматривался в графиню, желая понять её отношение к такому повороту событий, и, на своё счастье, обнаружил, что та облегчённо выдохнула, вся её фигурка словно бы расслабилась. Однако, возможно, Демид сам себе это надумал.