Её Сиятельство Графиня

Вериор Лика

Глава 26

Санкт-Петербург

Зимний дворец

Княгиня Елена Павловна по пятницам часто бывала в Зимнем — вместе с императрицей и фрейлинами с самого утра она занималась вышиванием. Как сообщили Демиду, сегодня дамы пребывали в Малахитовой гостиной, но его туда, конечно, не пустили — оставалось ждать, когда лакей передаст княгине о прибытии племянника.

Она вышла к нему незамедлительно, но следом — и Катя Тютчева. Обе они выглядели взволнованно, уже знали, о чём будет разговор.

—

Её определили в Петропавловскую, — тут же сообщила княгиня. Демид закрыл глаза, выдохнул. — Она разозлила его величество, выдала nuda veritas, — «голую правду», — в лицо. Я и её величество хотели поговорить с ним, но он к себе никого не пускает. Попробуем позже вновь.

— Значит, ссылка? — Демид знал, после Петропавловской только туда.

— Сибирь, ваша светлость, — проговорила тихо Тютчева. — Сейчас Лизавета на нижних, но и туда никого не пускают. Я подсылала к ней тайно, она передавала, чтобы мы не беспокоились.

— Да как же не беспокоиться! — воскликнул Демид. — Тётушка, вы должны что-нибудь сделать! Это же абсурд, какая Сибирь? Лиза не сделала ничего для подобного наказания.

— Сделала, мой мальчик, — княгине было жутко смотреть на племянника — он осунулся, посерел. Страх за возлюбленную — а в его чувствах княгиня не сомневалась — отпечатался глубокой морщиной меж бровей. — Voila, — «вот» — она вытащила из рукава записку.

«Осн. прич. — деят-сть, одн. особ. знач. — стих у Герц. + связи с ИШ. Изв. о добр. выск. о враге и очерн. власти. Споръ съ ПСЗ. За посл. годъ знач. Милост-и враг. и крепостн. + конфл. со двор-ми.»

Демид без труда разобрал написанное, обнаружив то, чего о графине не знал. Связь с Шамилем? Публикация у Герцена? А в последний год — ещё больше милостыни горцам, освобождение крестьян — он это, конечно, ожидал от неё, — но конфликт со дворянами? Определённо, на графиню настрочили немало кляуз… И когда же она успела поспорить с ПСЗ — полным сводом законов империи? Да так неудачно, что об этом доложили? Впрочем, Лиза никогда не отличалась сдержанностью в вопросах политического характера.

— Ваша светлость, — к ним вышел лакей. — Её императорское величество напоминает вам, что пришло время встречи с его императорским величеством.

— Жди, — бросила княгиня. — Я сделаю всё, что смогу. Император испытывает к Лизе симпатию, и всё же… О её делах все знают, если он оставит это без ответа — пойдут пересуды. Ты знаешь, никакие связи не спасут инакомыслящих, — и она удалилась.

— Где же вы были, ваша светлость? — только они остались наедине, тихо спросила Катерина. — Она так вас ждала… Всё это время — годы — ждала!

— Я ей не нужен.

— Ох, какие же вы, мужчины, тугодумы! — шумный тяжёлый вздох. — Нужен — не нужен… А она вам — нужна? Сейчас, когда вы вот-вот навсегда её потеряете — ответ на этот вопрос должен быть для вас очевиден.

Она была права. Демид не хотел верить, что потеряет Лизу: он мог избегать ее по собственной воле сколько угодно, но сейчас близилось жестокое, насильное расставание, и реальность была такова, что… Да, Демид навсегда её потеряет. Если не будет действовать. Если не придумает, как выйти из этой ситуации…

— Вы любите её — это очевидно, как солнце в безоблачный день, ваша светлость. И это должно

определить всякое ваше решение, но отчего-то вы совершенно бездарны в их принятии, — откровенность Тютчевой не казалась грубостью — лишь дружеским участием. Впрочем, даже грубость Демид готов был снести. — И она вас любит — иначе давно была бы замужем. Но вы двое оказались слишком горды…

— Может, всё сложится лучше, чем мы ожидаем…

Вся надежда на тётю. Впрочем, и Демид не собирался тратить время зря. Пересилив себя, он покинул дворец и направился в усадьбу Вавиловых. От его бездейственного ожидания всё равно ничего не изменится.

А поместье ходило ходуном. Всюду сновали слуги и Демид мог поклясться — он никогда ещё не видео такое столпотворение на частных территориях.

— Пишите! Пишите! — послышался голос Олега.

— СвОбоду или свАбоду?

— «СвО», «О» пиши, покрупнее!

Наконец, Демид разглядел его в толпе. Олег лавировал между собравшимися в круг женщинами, аккуратно выписывающими что-то на полотнах.

— Что здесь происходит?

— Готовим протест, вашество, — тут же ответил Олег. Демид вчитался: «Свободу графине». Поначалу ужаснулся — такое добром не кончится! — но в следующую же секунду загорелся — а ведь это идея!

— «Свободу графине»? Вам уже известно о ссылке?

— Что ж вы думаете, мы совсем дураки, ваша светлость? — возмутился Олег. — Нам всё сразу понятно стало, как эти в форме приехали. Барыня нас на такой случай готовила — все дела распределила, всё имущество. Только мы так просто барыню отпускать не собираемся!

— Да-а! — неожиданно слаженный хор.

— Государственный произвол! — единичных голос.

— Произво-ол! — хором — и снова все куда-то заспешили.

— Отец уже, поди, на дворцовой — с частью наших. Мы вот — плакаты готовим — и тоже туда.

— А Мирюхин?

— С Безруковым вместе отправились по друзьям барыни — нам нужно больше голосов! — Олег был горд за то, как быстро они все собрались, Демид же не мог скрыть восхищения. Никогда бы он не подумал, что крепостные — часто безликие, тихие, словно тени в жизнях дворян, могут собраться так сплочённо.

Демид не медлил — подхватив идею, он тут же отправился к себе, где распорядился: сенным и дворовым оставить работу и выйти на Дворцовую площадь в поддержку графини Елизаветы Вавиловой. Он не заставлял — лишь предложил, но откликнулись многие — графиню знали и среди его крепостных. Кажется, за время, что Демид не интересовался ею, она стала большой личностью в Петербурге, да и, наверняка, за его пределами.

Совсем скоро на площади собралась толпа: крепостные, свободные горожане, учёные, писатели, деятели искусства и высокородные прожигатели жизни стояли ровными рядами перед главной императорской резиденцией, ожидая смягчения приговора. К вечеру прибыли и жители соседних уездов. Где-то стелили скатерти, раздавали еду протестующим и взявшим их в кольцо служителям порядка, во всю шла торговля. Плечом к плечу на площади стояли люди разных положений, разных образований и обществ, и среди них — Демид, чувствуя неведанные им доселе единство, сплочённость и равенство. Он не мог поверить в происходящее, словно во сне, надрывая горло, он кричал вместе со всеми: