Её Сиятельство Графиня

Вериор Лика

На постояломъ двор?, гд? я остановился, живетъ бухарецъ. Ты знала о такомъ народ?? А в?дь какъ обширны ихъ земли и ихъ знанія! Какъ велики ихъ достиженія на полотн? міровой исторіи! Бухарецъ знаетъ свое писаніе наизусть — отъ корки до корки, но, гд? бы я не засталъ его, онъ держитъ въ рукахъ эту книгу, Коранъ, переписанную отъ руки такъ мелко и такъ искусно, что я не могу представить, какъ много времени на то было затрачено. Бухарецъ говоритъ, Господь приказалъ имъ читать, приказалъ размышлять и поминать, и это — то, безъ чего

в?ра ихъ не является полной.

Я знаю, что понравится теб? особенно! Въ этомъ вопрос? н?тъ разд?ленія между мужчиной и женщиной: поискъ знаній — обязанность для вс?хъ. Столь знающаго во вс?хъ областяхъ челов?ка, какъ этотъ бухарецъ, я въ жизни не встр?чалъ, отнын? со всякимъ своимъ вопросомъ я прихожу къ нему и у него неизменно находится отв?тъ, а когда онъ сомн?вается — онъ молчитъ, какъ бы я не умолялъ его пов?дать мн? хоть что-то. Но знаешь, что поразило меня больше всего? Знанія эти онъ получилъ не въ институтахъ, не отъ великихъ учителей, имамовъ, мыслителей, н?тъ — бухарецъ учился у своей сестры, что зам?нила ему и мать, когда они осирот?ли. Онъ такъ отзывается о ней! Съ такой любовь, трепетомъ. Какъ почтительны они къ женщинамъ — намъ и не снилось.

Что же, отнын? — новая Россія не для меня. Мн? чужды эти европейскіе в?янія, эта чванливость, эгоцентризмъ, откровенность. Посл? увид?нныхъ просторовъ, посл? возможностей, что я зд?сь обр?лъ, а больше не хочу возвращаться. Я продолжу свои поиски — в?дь ты помнишь, я вознам?рился найти родню матери — и буду молиться, чтобы ими я былъ принятъ, какъ свой, чтобы они научили меня своей философіи, научили — быть ими.

Я такъ хот?лъ бы вид?ть тебя зд?сь, быть можетъ, Господь опред?литъ для насъ такую судьбу?»

После этого письма Лиза стала более задумчивой, а Демид, подозревая, о чём её мысли, принялся узнавать об Империи. Ему и без того было известно немало, но то всё — знания военного, теперь же он хотел изучить государство османов как друг, видя перспективу переселения.

И всё же пока Лиза не озвучила желание отправиться туда, а значит, поиск продолжался. Тем временем они всё ближе становились к столице.

Одной ночью Лиза проснулась с криком. Ей, бывало, снились кошмары — обыкновенно она проживала их молча, привыкши, но не в этот раз.

— Мне снился Петербург… снились жители его — разномастные чудовища, рогатые и зубатые, смеющиеся голосами шакалов и рыскающие по улицам, чтобы найти меня, разорвать на части…

Возвращаться туда было решительно невозможно. Следовало поторопиться с принятием решения, но всё не выходило. Лиза становилась печальнее, а с ней — и Демид. Даже путь в Сибирь не казался им столь удручающим, как дорога обратно.

Очередное недомогание Лизы вынудило их на неделю остановиться в Сургуте. Они сняли мебелированные комнаты для себя и части сопровождающих, другая же часть расселилась по домам местных жителей, что было куда дешевле.

В этот раз Лиза не

простыла — чувствовала слабость и тяжело вставала по утрам, а в экипаже её очень быстро укачивало. Свежий воздух и небольшой перерыв должны были с этим помочь, а потому они просто наслаждались мягкими постелями и свежими обедами.

Вечерами на нижнем этаже двора собирались постояльцы и случайные путники: торговцы, путешественники, местные крестьяне. На выходных хозяин приглашал музыкантов, и тогда людей становилось в разы больше, что не нравилось Лизе. Впрочем, в более тихое время она любила спуститься с Демидом и попить чаю у спрятавшейся в углу печи.

Сегодня их излюбленное место отчего-то было занято — старец в тёмном халате что-то воодушевлённо рассказывал слегка нетрезвому местному. Демид хотел было вернуться в комнату, но Лиза направилась к соседнему столу — за день четыре стены ей опостылели. Запах кислых щи, хлеба и клюквенного компота заставили тошноту и головную боль отступить.

— И что ж, почтенный, прям-таки ножом ваши ткани не порезать? Не бывает такого! — мужик медленно покачал указательным пальцем перед носом старика.

— И правда не бывает, — тихо рассмеялся тот. Речь его, с излишне мягкими звуками, да и внешний вид, выдавали в нём иностранца. — Сказки всё это. Но вот про щёлк, про щёлк истину говорят — он что живой, в нём свет играет и тени пляшут. А какой у нас плов — всему голова!

— Хлеб всему голова! — не согласился местный. — А плов этот ваш — что за диво?

— Сначала мы жарим зирвак — нарезаем курдюк, туда мясо пожирнее, там и лук, моркови, жарим до золота — такие запахи стоят! Потом всё рисом, бобы ещё положим — водой заливаем. Специй, конечно — море, но особо — зира. Казан-то такой бывает, большой такой, что на сотню щеловек хватает — и не голодный после никто. Да и хлеб у нас есть — всякий, только что нам один хлеб?

— Откуда он, как думаешь? — шепнула Лиза. Демид только плечами пожал, продолжив подслушивать.

— Эк ты, старик, место своё любишь! Да и мы своё — у нас ваших пловов не водится, зато щи! Вона какие! — он ударил ложкой по своей уже пустой тарелке и встал. — Интересный ты, да пора мне — жинка орать будет, что поздно опять.

— Доброго пути тебе, — старик встал, прощаясь, и оказался совсем невысокого роста. Мужик же, похлопав его по плечу, поплёлся на выход.

— Простите, почтенный, — обратился к иностранцу Демид. — Откуда вы родом?

— Из славной Бухары, — старец почтительно кивнул. Демид не видел лица Лизы, но точно знал — глаза её загорелись.

— Можем ли мы с женой предложить вам наше общество? Мы хотели бы больше узнать про Бухару.

Старец, очевидно, и не заметил Лизу поначалу.

— Как чудесна скромность, которой Аллах наградил женщин, — старец улыбнулся, но больше на Лизу не смотрел. — Я буду рад разделить стол с мужчиной, что знает о чести, и женщиной, что ведает о своей ценности.

Лиза кивнула, ничего не сказав, а Демид заинтересовался. Он помог жене встать, и они вместе пересели к бухарцу.