Её Сиятельство Графиня
Шрифт:
К счастью, зима осталась позади, и непогода не препятствовала им. Недомогания Лизы не проходили, и, когда они были на полпути, причина того стала очевидна — случилось то, чего так боялся Демид: Лиза понесла.
То, что Лиза так долго скрывала от него этот факт, Демида ужасно злило. Он ругался, настаивал на немедленном прекращении пути, но что он мог сделать против её решительного несогласия?
— Срок невелик, я вполне здорова — с ребёнком уехать будет куда труднее. Мы прибудем в Бухару, и там я смогу родить спокойно.
Это было последним словом.
В Бухару они прибыли не инкогнито. Заблаговременно они отправили гонца для поиска подходящего жилища, в банках уже знали о них и без сомнений предоставили им ссуду. Лиза разродилась через два месяца — мальчиком, которого она назвала Азад, что означало «Свободный», но на каком языке — Демид за годы их совместной жизни так и не узнал.
Дни шли за днями, мальчик рос, становясь похожим на отца, как две капли. Демид, для которого любовь к Лизе уже была чем-то новым, осознал и любовь к своему ребёнку. Так странно ему было от того, что когда-то он был один, потом их стало двое, а теперь — трое, и среди всех — его собственные желания стоят на самом последнем месте.
Когда Азаду было уже шесть, Лиза понесла вновь, но ребёнок умер ещё в утробе. То же повторилось и через два года — Лиза тяжело это переносила. Всё чаще она стала говорить о девочке, что приходит к ней во снах и плачет о том, что они в этой жизни не встретятся — иногда это походило на бред и пугало Демида, но стоило ему усомниться в этих снах хоть на толику — Лиза злилась и отстраняла его от себя.
Следящая беременность наступила, когда Азаду было уже тринадцать: высокий юноша, он выглядел старше своих лет, и вёл себя — как взрослый мужчина.
Эта беременность проходила иначе: Демид видел, что с течением времени Лиза не хорошеет, а лишь увядает. На лице её не было румянца, тело не округлялось, Лиза чаще спала, нежели бодрствовала, и Демиду казалось, ребёнок отбирает у неё все силы.
Месяцы шли, плод креп, а Лиза, наоборот, словно становилась прозрачной. В доме их не было прежнего веселья, даже Азад казался угрюмым. Они чувствовали — грядёт что-то ужасное.
Дыхание Лизы оборвалось вместе с плачем её новорождённой дочери. Как она и предсказывала — в этой жизни им не суждено было встретиться.
Демид не верил. Сутки он сидел у постели жены, ожидая её пробуждения. Он не знал, куда унесли дочь — ему было всё равно. Не знал, как справляется с утратой матери сын. Он вновь стал эгоистом, позабыв обо всём, кроме своих собственных страданий.
Она не просыпалась.
— Милая, моя чудесная Лиза, — Демид прижался лбом к её кисти — так и сидел, ощущая лишь пустоту, пока в сознание не ворвался твёрдый, уже по-юношески низкий, голос сына.
— Хватит. Грех держать покойную так долго. Её должны омыть, люди уже ждут.
— Я сам её омою.
— Вы не знаете как, отец.
— Тогда пусть мне покажут. Я сам. Я должен — сам!
Азад не всегда был согласен с отцом, но никогда не ставил под сомнение его авторитет. Он уважал Демида за стойкость на пути познания истины, за любовь к матери, за способность решить любую проблему. Они различались во взглядах, Демид всё не мог расстаться с традициями отцов, а Азад следовал новому пути, подчиняясь своему естеству, как всегда учила мама.
— Быть может, то, что вам нелюбимо, является благом для вас, — процитировал Азад, смотря отцу в глаза. — В этом мире маме всегда было плохо.
Демид крепко сжал челюсти, сглотнул. Он не имел и толики смирения сына, внешне они были похожи, но характером, верой, волей — он пошёл в мать.
Лизу похоронили по местным обычаям. На седьмой день после рождения дочери, Азад настоял на том, чтобы Демид дал ей имя.
Демид не хотел. Совсем не хотел. Отчасти ему было даже мерзко смотреть на ребёнка, отобравшего у Лизы жизнь, но он понимал — его дочь не при чём, это лишь предопределение, лишь очередное для него испытание.
В его разуме не было ни единого имени, кроме одного. Лиза. «Почитающая Бога». Так он и назвал их дочь.
С этого момента его сердце смягчилось. Крошечная малышка, вполовину меньше, чем когда-то был Азад, неожиданно пленила его сердце. Словно в награду за смирение Господь излечил его сердце, вернул любовь.
И всё же разум Демида стремился к смерти, теперь он чувствовал не жизнь, а приближающийся конец, и готовился к нему и ко встрече с Лизой. Он ударился в покаяние — вспоминал свои прошлые проступки и старался преумножить благодеяния. Он продолжил дела Лизы — дома милосердия, милостыня, поддержка бедняков. Духовные вопросы заняли большую часть его времени, но и для детей он оставил место. Азаду уже не требовалось его внимание, но Лиза, его крошка, его сердце, нуждалась в отцовской любви как и всякая девочка.
Как похожа она была на мать! Милосердие было её основной чертой, как чувствительна она была к правде и ревностна к своему внешнему виду. Демид старался как можно чаще рассказывать детям о матери, но маленькая Лиза словно знала её лучше, чем он сам.
Азад же, уже мужчина, знаток десятка языков и культур, покинул Бухару, только Лизе исполнилось тринадцать, чтобы продолжить изучать мир.
Сначала он вернулся в Россию как единственный наследник имущества Вавиловых. Часть земель он распродал, но по больше части — раздал: так бы хотела мама. Столичное имение и ближайшие уезды он даровал Синицыным, ведь они и без того уже давно заменяли хозяев.