Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969
Шрифт:
К середине 1930-х годов сформировалась атмосфера, в которой все больше и больше женщин решались написать и опубликовать «собственную историю», независимо от того, принадлежали авторы к какой-либо из различных психоаналитических школ или нет. Лухан, которая может считаться основоположницей жанра женской автобиографии детства на английском языке, тяготела к теориям Фрейда. Начиная с публикации ее смелых «Интимных историй», на английском языке начинают выходить автобиографии-исповеди, напоминающие ранние французские примеры. Работы, рассказывающие «мою <автора> историю», искренни, нередко очень откровенны, часто разоблачительны и в основном длинны. Зачастую они не заканчиваются на детстве, а переносят историю в отрочество и раннюю молодость автора, где завершаются каким-то знаковым событием, например карьерным взлетом. Среди таких работ – «Хрустальный кабинет» Мэри Баттс (1937) и «Признания иммигрантской дочери» Лоры Гудман Салверсон (1939), за которыми последовали «Дитя леди» Энид Старки (1941), «Поиск души» Филлис Боттом (1947) и «Барашек сбегает» Леоноры Эйлс (1953)
Одновременно в 1930-х годах несколько авторов преследовали цель воссоздать внутренний мир ребенка, каким они его помнят. В фокусе этих работ не столько «я», сколько «ребенок». Часто авторы преуменьшают или даже слегка запутывают автобиографический характер написанного, как это сделала Джоан Арден в «Детстве» (1913), изменив имена своих братьев и сестер. Некоторые произведения более или менее очевидно находятся на грани между автобиографической и художественной литературой. Эти работы, как правило, сравнительно короткие. Среди таких авторов – английские писательницы Франческа Аллинсон (1937) и Дормер Крестон (1939) и немецкие авторы Агнес Мигель (1930) и Анна Шибер (1932). «Одиннадцать лет» (1934) норвежки Сигрид Унсет во многом соответствует типу, хотя Унсет пишет более амбициозную и длинную работу, цель которой – рассказать историю молодой девушки от начала и до конца. Немка Эмми Балль-Хеннингс также пишет сравнительно длинную автобиографию о детстве и юности «Цветок и пламя» (1938), где пытается воссоздать детский взгляд на мир.
Другие авторы, напротив, настаивают на непреодолимой пропасти между их взрослым и детским «я», ребенком, чью внутреннюю жизнь они тем не менее якобы отчетливо помнят. Американская писательница Маргарет Деланд (1935) стремится скорее препарировать, а не вернуть свое бывшее детское «я» и представляет результаты скорее с иронией, чем с сочувствием. Швейцарская писательница Мария Васер (1936) аналогичным образом анализирует свое психологическое формирование с точки зрения просвещенного старшего взрослого. Обе писательницы выражают большую уверенность в возможностях собственной памяти.
Автопортреты 1920-х годов
В послевоенной Франции Северин и Жип, следуя французской традиции автобиографии-исповеди, пишут собственные автопортреты. Габриэль Рейтер в Германии создает исповедальную автобиографию, которая в то же время является историей становления личности. «Лин» (1855–1867) Северин (Каролина Реми, по мужу – Гебгард) и «Воспоминания маленькой девочки» Жип (Сибиль Эме Мария-Антуанетта Габриель Рикетти де Мирабо, графиня де Мартель) образуют странную пару: обе женщины были единственными детьми и обе в старости написали длинные произведения о своем необычном детстве, но они находились на противоположных концах французского политического спектра. Северин (1855–1929) младше Жип на шесть лет и первая опубликовала воспоминания детства. Она была самой известной французской женщиной-журналисткой своего времени и активной социалисткой. В то же время Жип – автор многочисленных художественных произведений, была аристократкой правых взглядов и открытой антисемиткой. Тем не менее есть выраженное сходство между их детскими историями, которые отражают французские обычаи и предрассудки, свойственные как аристократии, так и буржуазии. Обе семьи изначально изолируют своих дочерей от общения с другими детьми; обе прилагают все усилия, чтобы дать им хорошее образование, а еще больше – чтобы обучить их приличиям; самая близкая детская привязанность каждой девочки – любящий старший родственник (для Северин это бабушка по материнской линии, чьей памяти она посвящает свою книгу, а для Жип – дедушка по материнской линии); обе в детстве говорят, проглатывая слоги (тексты воспроизводят этот детский французский), и обе получают за это упреки; и обе предпочитают признаться в своих детских проделках, написав письмо старшим, вместо того чтобы просто поговорить. Но на этом сходства заканчиваются.
«Лин», как правило, называют автобиографией или автобиографической повестью. Но сама книга не называет себя ни тем, ни другим. Как и автор, Лин родилась в 1855 году. Каролина Реми (настоящее имя Северин) тонко замаскирована под Лин Мире. Родители выступают под вымышленными именами Эксупер и Атала, но в остальном подходят под описание родителей Каролин. Если судить по автобиографии, представления складываются своеобразные. Произведение написано от третьего лица. По ходу событий оно рисует портрет маленькой девочки, которая задыхается под опекой своих благонамеренно буржуазных родителей. Родители стремятся к респектабельности и считают само собой разумеющимся подчинять ребенка своей воле.
Лин, «дикое семечко в огороде» 1 , – свободомыслящий, мятежный ребенок. Она жаждет больше любви, чем получает. Северин написала эту книгу, когда ей было за шестьдесят и оба ее родителя были давно мертвы. Почему Северин не стала вести повествование от первого лица? К 1921 году на французском языке были опубликованы лишь разрозненные примеры детских автобиографий, написанных женщинами, и не было устоявшейся традиции жанра, хотя все существовавшие произведения были написаны в конфессиональном ключе. Ничто в этом тексте не указывает на то, что Северин следовала какой-либо конкретной модели, хотя ее работа своей откровенностью и вниманием к изображению себя перекликается с автобиографией Готье. Но Готье писала от первого лица. У Северин
1
Severine. Line (1855–1867). P. 267.
Типичный прием рассказчицы – пересказ «говорящих» историй – историй, в которых часто есть скрытый смысл, и читатель должен «извлечь его» самостоятельно. Одновременно она использует намеки: ее дядя «чересчур» интересуется модисткой, живущей по соседству, и так далее. Эпизоды подобраны таким образом, чтобы показать характер Лин и конфликт ее характера с ее воспитанием. Описываемые события показывают, как от природы искренний, доверчивый и любящий ребенок утрачивает наивность и разочаровывается в окружающих. Чтобы проиллюстрировать ее одиночество: она прижимает к себе подушку. Чтобы проиллюстрировать ее хороший характер: она чуть не задушила мальчика, который мучил птицу, и набросилась на дровосека за срубленное дерево. Тем не менее рассказчица делает и страшное признание: она мучила и убила жабу. Но дальше она говорит, что позже пыталась загладить свою вину, спасая попавших в беду жаб. Чтобы проиллюстрировать разочарование: ее родители пообещали подарить ей домашнего любимца, но это оказалась рыба. Когда она наконец получила красный шарик, который ей так хотелось, родители заставили ее отпустить его. В дальнейшем столкновения обостряются. Северин с горечью говорит, что хотела учиться рисовать, но родители заставили ее играть на фортепиано.
Есть и более светлые моменты, когда рассказчица потворствует читателям: в одном из эпизодов Лин хочет убежать с бродячими артистами, но те говорят ей, что у них достаточно детей, в другой раз она наивно пытается урезонить новорожденного брата, сказав ему перестать безобразничать. Но в основном рассказчица представляет, без легкомыслия и с изрядным пафосом, сиюминутную точку зрения ребенка. Так, например, Лин ненавидит свою первую школу, потому что из-за школы она разлучена с любимой бабушкой. Лин так расстроена, что плачет по ночам и даже пытается покончить с собой. Но затем она неимоверно страдает из-за того, что ей приходится поменять школу – в этот момент становится ясно, что она привыкла к первой школе. В следующем эпизоде она смирилась со второй школой, когда директриса посоветовала ей отпустить волосы. Ее переживания в каждом случае представлены с предельным сочувствием, нет никакого поучительного голоса, который бы указал, как быстро и по каким тривиальным причинам меняются ее привязанности.
Северин преимущественно дает оценки, используя разоблачительные эпизоды. Но иногда говорит о своем характере или о нраве родителей (а именно о том, что они буржуазные) напрямую. Так, она сообщает, что не может быть, как все, и ожидает, что ее будут любить такой, какая она есть. Она гордая и робкая. Она не способна к притворству, следовательно, не владеет искусством вызывать симпатию и привязанность у других. Она не так общительна, как другие дети. Позже она подчеркивает свой протест. Она всегда втайне надеялась, что произойдет что-то, что ужаснет ее родителей, так заботившихся о внешнем лоске. Чтобы проиллюстрировать это, она рассказывает, как мечтала, что какой-нибудь грабитель украдет из их дома предметы, которые ей не нравились. Она действительно кажется довольно необычным ребенком, который все ставит под сомнение и никогда не принимает на веру то, что говорят другие. Но в соответствии с французской автобиографической традицией она представляет себя не как тип, а как уникальную личность.
Эта книга, наполненная жалобами, имеет сходства с другими женскими автобиографиями детства. Так, она рассказывает читателям, как научилась читать, о книгах и их важности для нее. Как и Бернетт, она затрагивает тему вероломства взрослых. Например, когда ее кукла начинает терять волосы и Лин внезапно обнаруживает ее лысой. Отец отрицает свою причастность, но Лин подозревает родителей во лжи. Она говорит бабушке: «Родители – они врут! Папа соврал!» 2 Еще одна тема – религия: она не понимает, почему она должна бояться Бога, если он добр. Как и каждый ребенок-католик, она сбита с толку подготовкой к первой исповеди. Ей дали печатную анкету длиной в дюжину страниц с семью главами о семи смертных грехах, каждый из которых описан очень подробно – множество всевозможных грехов, о которых она никогда не подозревала. В конце концов, она решает обвинить себя в прелюбодеянии.
2
Ibid. P. 26.