Его Искушение
Шрифт:
Вилка сама падает на тарелку из ослабевших пальцев.
Светлые глаза напротив сканируют мою реакцию.
— Зачем ты это делаешь?!
Спрашиваю тихо. Неловко отвожу взгляд.
— Я говорю то, что есть. Ты не очень понимаешь дерьмовость своего положения. Будешь морить себя голодом, скулить и депрессовать, я тебя солью.
В горле ком встает, он хочет, чтобы я ела, а меня тошнит. Желудок судорогой сводит. Организм мотает из стороны в сторону.
Вздергивает очерченную бровь.
— Учись
— Кто я для тебя, Иван?
Глупый вопрос, но нужно понять все до конца.
— Я хочу научиться не бояться тебя.
Говорю тихо и не выдерживаю его взгляда, опускаю голову, рассматриваю свою тарелку, на которой красиво лежит красная рыба, салат.
— Занятная ты.
Наливает себе из графина стопку и осушает залпом.
— Не пойму, чего в тебе больше: храбрости, наглости или глупости.
Атмосфера между нами накаляется настолько, что кажется, будто все вокруг искрит.
Резкая хватка на подбородке. Он протянул руку через стол.
— Еще раз выкинешь что-то наподобие сегодняшнего упрямства, и я устрою тебе настоящие острые ощущения. Поймешь разницу между гостьей и узницей самым наглядным способом. На собственной шкуре прочувствуешь, каково это. Уже по-настоящему.
Рык и злость, пальцы давят, причиняют боль.
— Ты не сможешь не бояться меня. Природа у меня такая — не терплю неповиновения, моя власть основывается на страхе.
— Устаревший догмат, Иван, тиранов свергали именно из-за того, что боялись, у нас тут все же демократия.
— Для маленькой куколки от тебя слишком много головной боли. Аврора, ты тут не для того, чтобы политику обсуждать. Если уже наелась, то мы перейдем к десерту. К твоим прямым обязанностям.
Испуганно дергаюсь, но хватка сильная, Иван сам отнимает от меня руку и как ни в чем не бывало приступает к еде, в то врем как я продолжаю находиться в оцепенении.
Сейчас со мной не Иван Кац общался, а Ваня Кровавый.
Взглянул на меня, брови на переносице сошлись.
— Вилку взяла и начала есть.
Снова приступаю к ужину. С первым кусочком, попавшим в рот, понимаю, насколько голодна и начинаю усердно работать вилкой. Голод как с цепи сорвался, и я заедаю рыбу сладковатым трюфелем.
Что-то тянет на странные сочетания.
Случайно подняв глаза на мужчину, сглатываю, напарываясь на его нечитаемый взгляд.
— Даже ешь красиво. Дрянь.
Закусываю губу.
— Ты закончила?
Киваю.
Поднимается. Настораживаюсь сразу же. Иван в один шаг нависает надо мной. Резким движением заставляет подняться.
— Твоя жизнь поменялась на сто восемьдесят градусов. Прими все, что происходит.
— Это все из-за тебя.
— Да, — отвечает спокойно, — раскаяния ты не дождешься.
Твердый взгляд и уверенные слова, а у меня зарождается болезненная волна огня, который сжигает изнутри, раздирает мое существо напополам. Делит. Одна часть меня противится каждому слову мужчины, а вторая в полном замешательстве поддается. Переминаюсь на слабых ногах.
Иван стоит вплотную. Наблюдает с высоты своего немалого роста.
— Боишься ты не только меня, Аврора, но и собственных чувств. Я улавливаю дрожь твоего тела, ощущаю твой проклятый запах, который отдает возбуждением. Ты действительно хочешь уйти? Ответь для себя на этот вопрос.
Мотаю головой, открываю рот и не нахожу слов. Тону в своих чувствах, пока пальцы Ивана поглаживают меня по спине. И мысль проскальзывает, что он — моя защита. Скала, стоящая преградой, оберегающая, а я ручеек у подножья этой огромной горы. Пока он закрывает меня от вихря, волна омывает камень, ласкает и, возможно, со временем острые грани, вспарывающие гладь, станут мягче.
Смаргиваю странную иллюзию.
— Ты молчишь.
— Я тебя не боюсь, Иван.
Отвечаю. Невпопад. Озвучиваю свою внутреннюю уверенность в том, что он не причинит мне вреда. Несмотря на свою природную жестокость.
— Глупо. Самонадеянно.
— Пусть так. Но ты привез меня сюда, огородил от нападок, я…
— Всего лишь моя игрушка, на которую у меня встает. И пока это так, ты здесь.
Прикрываю веки, щеки становятся мокрыми, моя хрупкая попытка сблизиться проваливается с грохотом, который, мне кажется, я сейчас слышу где-то в отдалении.
— Аврора…
Выдохом в мои губы. И его руки, они оплетают, сдвигают сорочку, жгут голую кожу ягодиц, пока Кац вдавливает меня в свое тело.
— Что же ты творишь, сука, почему я тобой не могу насытиться?!
Тянет за волосы на затылке, заставляет приподняться на цыпочки, пока он всматривается в мои заплаканные глаза.
— Я не знаю…
Шепчу и не выдерживаю.
— Иван, я…
— Ваня… назови так.
— Ваня… — повторяю послушно и шепчу мольбу, — не ломай меня… прошу.
Тянет на себя, заставляет почти соприкоснуться лбами, смотрит странно и во взгляде чувства зацветают, которым нет определения.
— Если бы я действительно хотел тебя сломать, ты бы уже валялась перебитой куклой у меня в ногах.
Улыбаюсь, не знаю, что за чертовщина творится между нами, поддаюсь и накрываю его твердые губы своими.
Вскидывается в ответ, прищуривает глаза, смотрит на меня, пока шершавые пальцы касаются колье, медленно, трепетно проходятся по краям украшения, затрагивая мои ключицы, вызывая дрожь и покалывание.