Его называли Иваном Ивановичем
Шрифт:
– Дошло.
– Фриц понимающе кивнул.
– Я и сам задумывался над тем, правильно ли, что после боя под Духовщиной три наших отряда вновь разъединились.
– Ну вот видишь.
– Морозов отбросил ветку.
– Теперь надо смотреть дальше: улучшить планирование, проводить разбор операций, а все это требует прежде всего крепкой воинской дисциплины. Однако, по мнению некоторых командиров, все эти мероприятия могут обюрократить партизанское движение. Эти товарищи никому не хотят подчиняться, потому что они руководствуются не боевыми традициями, а интуицией. Так, например,
Морозов разгорячился. Он поднялся и отряхнул с себя травинки.
– Нам нужна технически правильно организованная система связи, своя газета, своя медико-санитарная служба. Разве Васильев может создать свою типографию или, к примеру, дать мне аптеку?
Все это Морозов говорил, уже шагая по тропке. Несколько успокоившись, он продолжал:
– Собственно говоря, Васильев как командир достаточно умен, чтобы понять это.
Вскоре за деревьями показались первые партизанские шалаши. Морозов обернулся и сказал Фрицу:
– Ты не удивляешься, что я говорил с тобой так, будто ты командир? Нет? Думаю, из этого нашего разговора ты сделаешь правильные выводы и в предстоящей операции будешь действовать не как гусар. Ну так как, привезешь ты нам радиопередатчик или нет?
– Сделаю все, что будет в моих силах, товарищ командир.
В партизанском лагере царило приподнятое настроение. Только что вернулся отряд имени Буденного. Партизаны, уставшие, обросшие, рассказывали, как они подорвали у гитлеровцев склад с боеприпасами и двести тысяч артиллерийских снарядов взлетели на воздух. Послушав бойцов, пока Сабинов не послал своих людей в баню, Фриц пошел к кухне. Каково же было его удивление, когда он увидел там Кубата в пижаме майора! Кубат ловко орудовал черпаками и чем-то очень напоминал попугая.
– Прошу, вот ваш чай, - сказал Кубат Фрицу.
– Если разрешите, я угощу вас замечательным венгерским гуляшом за то, что вы замолвили за меня словечко перед комиссаром.
– И он опрокинул в котелок Фрица целый черпак гуляша, а на крышку положил краюху хлеба.
Пока Шменкель ел, Кубат стоял перед ним с белым полотенцем через плечо и болтал всякую чепуху, словно они находились в ресторане отеля "Европа".
– К сожалению, у меня не было перца, а то гуляш получился бы отличным. Ну как вам понравилось?
Шменкель, жуя, кивнул. Откровенно говоря, такого вкусного кушанья он давно уже не ел.
– Командиру я подал ужин прямо в землянку. Думаю, придется по вкусу. Видите ли, когда человек сыт, жизнь кажется ему совсем иной. На завтрак будет птица. Товарищ комиссар уже утвердил меню. Мясо нужно есть, а то станет теплее, и оно начнет портиться. И если позволите... мне не хватает кухонной посуды. Кормить нужно почти сто человек. Мне нужен большой котел, и не один, должен вам заметить. Вот я и решил обратиться к вам, Иван Иванович, а вдруг вы поможете уладить вопрос с котлами, сковородками и противнями?
Шменкель все еще ел. Взглянув на Кубата, он переспросил:
– Что я должен сделать?
Уловив
– Я полагал...
– Уж не полагал ли ты, что нас сейчас интересуют сковородки и горшки?
– Так я не думал. Была у меня мысль - если вам придется как-нибудь проходить мимо пустого дома, так неплохо было бы разжиться посудой. Я предпочитаю чугунные сковородки, на них легче работать. Все время варить мясо в котле - нехорошо. А для приготовления бифштексов обязательно нужны сковороды.
Шменкель доел гуляш и собственноручно вымыл котелок, хотя Кубат хотел сделать это сам.
– У меня и другие заботы есть помимо твоих сковородок. Ну ладно, если они мне случайно на глаза попадутся, так я захвачу для тебя.
– И еще одно...
– Опять что-нибудь для твоей кухни?
– Нет. Я хотел только узнать... Что со мной будет? Господину врачу обещали, что его перебросят через линию фронта.
– И не только его. Все вы при первой же возможности будете переданы командованию.
– А потом?
– А потом вас направят в лагерь для пленных.
– Этого я как раз и не хочу.
Шменкель, пораженный ответом Кубата, сел на табурет.
– То ты говоришь, что хочешь дожить до конца войны и вернуться в свой Брюнн, то тебе что-то другое приходит в голову. Уж не хочешь ли ты воевать?
– Нет... воевать я не хочу!
– испуганно воскликнул Кубат.
– Об этом не может быть и речи. Но я хотел бы остаться здесь, у партизан, и работать на кухне.
– И выиграть войну, гремя горшками и ложками? Нет, Ганс, так дело не пойдет!
– Но я хочу работать. Кто знает, допустят ли меня до кухни в лагере для военнопленных? Если нет, то пропала моя специальность.
– Понимаю. Ты любишь свою профессию, партизаны хорошо относятся к тебе, и все же остаться здесь ты не можешь. Нам нужны бойцы, а не повара.
Шменкель поднялся и, взяв свой котелок, пошел прочь. Кубат долго смотрел ему вслед.
Трое суток Фриц Шменкель вместе с разведчиками, которых ему дал Морозов, готовился к операции на товарной станции. Из отряда "Смерть фашизму" в операции принимали участие только Виктор Коровин, который знал немецкий язык, да Петр Рыбаков, напросившийся к Шменкелю. Вместе с шофером, двадцатилетним высоким парнем Митей Мироновым, группа насчитывала десять человек. Входил в группу и тот смуглый парень из отряда "За Родину", с которым Шменкель впервые встретился в домике лесника.
Для разведчиков освободили два шалаша, расположенных на краю лагерной территории. Все члены группы переоделись в гитлеровскую форму и ходили в ней, чтобы привыкнуть. Шменкель занимался с теми, кто совсем ничего не понимал по-немецки, учил их отдавать честь и отвечать на приветствия. Морозов отобрал для операции самых дисциплинированных и смелых разведчиков. Вечерами все собирались у костра. Приходил и Митя, который целыми днями возился с машиной. Шменкель сначала рассказал товарищам о своей жизни, а потом каждый стал рассказывать о себе. Беседы эти позволяли людям лучше узнать друг друга.