Эгоист (дореволюционная орфография)

Вернер Элизабет

— И ради этого вы пріхали сюда, въ Америку? — робко спросила Джесси.

— Да, только ради этого. Я уже раньше длалъ письменно кое какія попытки, но братъ Францъ отвчалъ мн лишь самымъ суровымъ отказомъ. Онъ грозилъ мн прервать всякую переписку со мною, если я хоть разъ еще коснусь этой темы. Тогда я возложилъ всю надежду на личное вмшательство Фриды. Однако выполненіе этого плана казалось почти невоз­можнымъ. Вдь не могъ же я отпустить молодую двушку одну въ далекій путь за океанъ, а если бы она пріхала со мною, то у моего брата могли бы тотчасъ возникнуть подозрнія. Въ это время вслдствіе кончины вашего отца у Франца явилась мысль о привлеченіи къ длу новаго компаньона, и для этого онъ избралъ меня. При другихъ обстоятельствахъ я конечно энергично отклонилъ бы предложеніе ради матеріальныхъ интересовъ бросить

отечество, свою профессію, самостоятельность, словомъ все то, что составляло содержаніе всей моей жизни. Однако теперь я увидлъ въ этомъ предуказаніе небеснаго Промысла. Я сдлалъ видъ, что соглашаюсь на предложеніе брата, и похалъ съ Фридой въ Америку. До поры до времени она осталась въ Нью-Іорк, я же нащупывалъ здсь почву, а потомъ подъ чужимъ именемъ ввелъ ее въ отцовскій домъ. Все дальнйшее вы сами знаете. При открытiи истины пришлось выдержать еще послднюю тяжелую борьбу. Разыгралась сцена, грозившая все уничтожить, но въ конц концовъ въ моемъ брат проснулось родительское чувство, и теперь онъ соеди­нился со своимъ ребенкомъ.

Джесси съ опущенными глазами и горящими щеками слдила за этимъ разсказомъ, вырывавшимъ одинъ за другимъ вс шипы, ране коловшіе ея душу. Ей казалось, что она сама испытываетъ освобожденіе отъ тяжелаго гнета, какъ только спала мрачная завса, столь долго прикрывавшая „эгоиста“.

— Да, миссъ Клиффордъ, о наcлдств теперь и говорить нечего, — посл небольшой паузы, съ нкоторой злобой произ­несъ Густавъ. — Правда, оно было предложено мн и къ достиженію его я приложилъ немало труда, но не для себя, а для настоящей, имющей на него право, наслдницы. Къ сожалнію я также принужденъ отказаться отъ чести стать компаньономъ торговаго дома Клиффордъ. Вся редакція „Кельнской Газеты“ обязала меня торжественной клятвой вернуться къ нимъ, какъ только окончится мой отпускъ, да и, откровенно говоря, мн вовсе не было бы по душ на долгое время заняться „цифрописаніемъ“. Я снова возьмусь за свое старое знамя, котораго я вовсе не покинулъ такъ позорно, какъ вы упрекаете пеня. Ну-съ, такъ какъ же: вы все еще считаете мою работу за конторскимъ столомъ заслуживающей такого презрнія, какъ говорили мн до сихъ поръ?

Джесси взглянула на него смущенно, пристыженно, по все-таки съ чувствомъ безконечнаго счастья.

— Я была несправедлива къ вамъ, мистеръ Зандовъ, — про­молвила она. — Правда, вы сами виноваты въ этомъ, но... я прошу у васъ прощенія.

Она не могла протянуть Густаву руку, такъ какъ онъ, разъ завладвъ ею, вообще не выпускалъ ея изъ своихъ рукъ; но теперь онъ наклонился къ этой рук и поцловалъ ее. Джесси на этотъ разъ спокойно допустила это.

— Я уже долгіе-долгіе дни съ радостью ожидалъ сегодняшняго объясненія, — сказалъ онъ улыбаясь. — Неужели вы ду­маете, что я хотя бы одинъ часъ вынесъ повелительное обращеніе со мною брата и ваше презрніе, если бы не былъ увренъ въ томъ, что въ конц концовъ услышу отъ васъ просьбу о прощеніи?

— И Фрида дйствительно состояла только подъ вашимъ покровительствомъ? — спросила Джесси съ сильно бьющимся серд­цемъ. — Вы не любите ея?

— Фрида — моя милая племянница, а я — ея глубокоуважаемый дядя; этимъ и исчерпываются наши взаимоотношенiя. Такъ какъ она теперь обрла своего отца, то и я становлюсь со­вершенно излишнимъ въ качеств „лица, внушающаго уваженіе“, старшаго надъ нею. Но такъ какъ мы теперь заговорили какъ разъ о любви, Джесси, то... мн нужно обратиться къ вамъ еще съ однимъ вопросомъ.

Видимо молодая двушка угадала, что это будетъ за вопросъ, — по крайней мр все ея лицо вспыхнуло заревомъ. Она не осмливалась поднять глаза, да это было и не нужно — Гу­ставъ опустился предъ нею на колна, и она была вынуждена взглянуть на него, когда онъ съ теплымъ чувствомъ произ­несъ:

— Моя любимая, дорогая Джесси, теперь я долженъ попро­сить прощенія! Я велъ интригу, я лгалъ также и теб — это я не могъ отрицать, но за это я сильно пострадалъ, такъ какъ ты заставила меня выслушать много-много горькаго. Но со времени моей встрчи съ тобой по крайней мр одно оста­лось и правдивымъ, и твердымъ — то чувство, которое возникло во мн, когда я впервые взглянулъ на твои голубые глазки. Такъ положи же гнвъ на милость!

Джесси очевидно всецло была расположена къ милости — объ этомъ сказали Густаву ея глаза, прежде чмъ ея уста вымолвили это. Зандовъ съ бурной радостью вскочилъ

съ колнъ, и помилованіе было дано ему самое полное и въ смысл обычныхъ формальностей не оставлявшее желать ничего большаго.

Черезъ полчаса онъ и Джесси вошли въ комнату Фриды, гд Францъ Зандовъ все еще находился со своей дочерью. Гу­ставъ взялъ Джесси за руку и, подойдя къ брату, торжественно произнесъ:

— Францъ, во всемъ моемъ безсмысленномъ план было по крайней мр одно разумное, даже очень разумное обстоятель­ство. Да, да, моя маленькая Фрида, не гляди на своего дядю и на свою будущую тетю столь удивленно — это какъ разъ „вещи, въ которыхъ ты ничего не понимаешь“. Мы при помощи своего обоюднаго остроумія выкопали это „разумное“ и имемъ честь представиться въ качеств жениха и невсты.

XIII.

На слдующее утро посл кофе оба брата удалились въ ка­бинетъ старшаго изъ нихъ и были тамъ одни. Францъ Зан­довъ сидлъ за письменнымъ столомъ, и на его лиц лежало выраженіе, уже долгіе годы не появлявшееся на немъ, а именно отблескъ счастья его прошлыхъ дней; но его чело все же было слегка омрачено, когда онъ обратился къ сидвшему противъ него брату со слдующими словами:

— Такъ ты дйствительно хочешь покинуть меня и увезти отсюда Джесси въ Германію? Я надялся, что теперь, когда дочь Клиффорда длается твоею, ты исполнишь его горячее желаніе и станешь его преемникомъ въ дл. Изъ-за этого теб вовсе нтъ нужды совершенно отказываться отъ своей дятельности журналиста — вдь вся дловая обуза осталась бы, какъ и прежде, на моихъ плечахъ. Печать здсь, въ Америк, боле сильна и вліятельна, чмъ ваша; ты здсь най­дешь боле свободное и значительное поле для своей дятельности, нежели на родин. Подумай объ этомъ!

— Это не требуетъ никакихъ размышленій, — ршительно произнесъ Густавъ. — Весь свой интересъ и всю свою работо­способность я могу посвятить лишь одному длу, быть же купцомъ и журналистомъ... нтъ, это невозможно. Какъ ни велико здсь поприще для духовной дятельности, я все же всмъ своимъ существомъ принадлежу своей родин и только тамъ могу работать, какъ нужно. Что же касается нашего компаньонства, то вдь врядъ ли мы могли бы мирно жить другъ съ другомъ. Я былъ въ силахъ носить въ теченіе нсколькихъ недль маску подчиненности и молчать на все, такъ какъ ради Фриды не хотлъ доводить дло до разрыва между нами. Но теперь, Францъ, я считаю себя обязаннымъ сказать теб откровенно, что вся твоя дловая практика, весь образъ твоей коммерческой дятельности никогда не позволили бы мн ра­ботать совмстно съ тобою. Вдь эта твоя дятельность при­вела тебя къ близкой связи съ Дженкинсомъ, ну, а это уже достаточно говоритъ за себя.

Францъ Зандовъ не вспыхнулъ гнвомъ, какъ непремнно сдлалъ бы раньше при подобномъ заявленіи, но на его лбу появились еще боле глубокія морщины.

— Ты смотришь на вещи и обстоятельства со своей точки зрнія, а я — со своей. Правда, твоя профессiя предоставляетъ теб полную свободу дйствій и взглядовъ, я же нахожусь въ кругу всевозможныхъ взаимно враждебныхъ интересовъ и не все­гда могу выбирать для себя средства. Человкъ рдко бываетъ господиномъ обстоятельствъ. Я хотлъ бы, чтобы не су­ществовало между мною и Дженкинсомъ общаго дла, но такъ какъ это уже произошло, то я не могу избавиться отъ него.

— Ты дйствительно не можешь? Неужели нтъ никакого пути для этого?

— Да, вдь я уже говорилъ теб, что ради этой спекуляціи я рискнулъ сотнями тысячъ и что я могу потерять ихъ, если дло не удастся или если я одинъ отступлюсь отъ него.

— Такъ ты все же даже съ рискомъ подобныхъ потерь дол­женъ былъ бы отказаться.

Францъ Зандовъ взглянулъ на брата, словно не довряя сво­имъ ушамъ, и воскликнулъ:

— Съ рискомъ подобныхъ потерь? Ты говоришь это серьезно? Да представляешь ли ты себ, что значатъ подобныя суммы? Я сдлалъ все, что могъ, попытался добромъ разойтись съ Дженкинсомъ — увы! — это лишь повредило мн: Дженкинсъ уперся на своемъ. Въ послднемъ письм онъ съ нескрываемымъ недовріемъ спросилъ меня, дйствительно ли я такъ нуждаюсь въ своихъ капиталахъ, разъ такъ настойчиво, во что бы то ни стало, требую ихъ обратно? Онъ, кажется, думаетъ, что я понесъ потери, быть можетъ, сомнвается въ моей кредитоспособ­ности, а это самое опасное, что только можетъ выпасть на долю коммерсанта. Чтобы исправить свою неосторожность, я обязанъ со всей энергіей приняться за то дло.