Егор Смирнов: каникулы в СССР. Том 1
Шрифт:
— Да, — ответил отец. — Их сын ровесник Егора.
Участковый кивнул и внимательно на меня посмотрел.
— Егор, расскажи, что вы не поделили с этими двумя? Просто так на людей не нападают, — спросил он.
— Я Никитину вчера случайно затылком по носу попал. В магазине. Он наклонился ко мне и потребовал двадцать копеек. Сказал, что иначе хуже будет. Я в это время нагнулся к витрине, кефир выбирал. Ну и от неожиданности и испуга выпрямился и попал ему головой в нос. Это все видели. Тетя Маша, директор магазина, может подтвердить. — Я для убедительности шмыгнул носом. — Никитин после этого выбежал из магазина. А я испугался,
Все время, пока я рассказывал, участковый продолжал строчить что-то у себя в блокноте. Когда он закончил, то внимательно на меня посмотрел и спросил:
— Егор, тогда вот что мне скажи: как так получилось, что Дмитрий Орешкин получил во время драки травмы, а на тебе даже царапины нет, кроме вон того синяка на руке. — И Роман Евгеньевич кивнул на мою правую ладонь.
Я быстро проанализировал его слова и сделал два вывода. Во-первых, наш участковый очень наблюдательный мужик, да и в деле пытается разобраться тщательно, а не для галочки. А, во-вторых, жалоба поступила только от Орешкина. А если уж быть совсем точным, то, скорее всего, от его родителей. Про травмы Никитина участковый ни словом не обмолвился.
И раз уж Роман Евгеньевич заметил мой синяк, то определенно уже имеет понятие о характере травм, полученных Орешкиным. Голыми руками такие не нанести. А значит и отпираться от того, что я использовал подручные средства, не имеет смысла.
— Я его болтом ударил, — опустив взгляд в пол, ответил я.
— Болтом? Каким таким болтом? — удивленно спросил участковый.
— Я у Бориса Сергеевича, который на Волге на погрузчике работает, взял болт для воздушного змея. На него удобно бечевку наматывать. И он не сломается, — понуро произнес я. — Он у меня в кармане шортов лежал, когда на меня Орешкин сзади напал. Ну я его вытащил и… вот… — развел я руками.
— Ясно, — ответил участковый, удивленно поглядывая на меня. — А где сейчас этот болт?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Я его выронил во время драки. А потом был так напуган, что даже искать не стал.
Роман Евгеньевич снова что-то записал в блокнот.
— У меня к тебе еще один вопрос, Егор. Последний. — Участковый посмотрел на меня пристальным взглядом. — Скажи, кто тебя так драться научил? Удары наносились профессионально. В нужные области. У меня создалось впечатление, что ты точно знал, что делать и как вывести нападавших из строя, не причинив им серьезных ранений.
И вот тут я поплыл. У меня не было вразумительного ответа на вопрос участкового. А ссылаться на стрессовую ситуацию, в которой я, по идее, должен был паниковать и сыпать беспорядочными ударами, не имело смысла. Передо мной все-таки был профессионал, а не обычный обыватель, которому можно легко запудрить мозги.
Я упрямо молчал и смотрел в пол, не смея поднять глаза на участкового. При этом мой мозг лихорадочно работал, перебирая варианты и пытаясь выбрать из них наиболее правдоподобный. Но, как назло, ничего более-менее
— Егор? — строго спросил Роман Евгеньевич, прерывая затянувшееся молчание.
И тут неожиданно ко мне на помощь пришел отец.
— Это я его научил, — хриплым голосом ответил он.
— Вы?! — удивленно воскликнул участковый, явно не ожидавший такого поворота событий.
— Да, я! — теперь уже совсем твердым голосом ответил отец.
— Я, конечно, понимаю, что вас, Юрий Александрович, в разведке еще и не такому учили, но зачем же таким опасным приемам обучать своего малолетнего сына? — В голосе участкового прозвучало искреннее удивление.
— Чтобы умел дать отпор всякой шпане! — разгорячившись, ответил отец. — А вы что хотели, Роман Евгеньевич, чтобы у меня сейчас Егор в больнице с отбитыми почками, сломанным носом и переломами лежал? Я, товарищ участковый, вам прямо и откровенно хочу заявить, что горжусь поступком своего сына! Вы же сами прекрасно знаете, что этот Никитин стоит на учете в вашем ведомстве, а Орешкин везде с ним таскается и тем самым жизнь свою губит. Родители-то у него неплохие. Отец — на лесозаводе мастером трудится, мать рядом в магазине работает. Вот может после этого они мозги-то ему и вправят, что не стоит с этим хулиганом Никитиным общаться. Ну и, если уж как следует разобраться, то, может быть, мой сын этому Орешкину еще и услугу сделал, заставил, так сказать, задуматься, что не все так гладко складывается на преступной дорожке. Да к тому же не дал ему стать соучастником преступления. Ведь это уже не просто случайное одиночное нападение, тут налицо действие группы лиц по предварительному сговору. Я это дело так не оставлю, можете не сомневаться! — строго глядя на участкового, подытожил отец.
— Ну что же вы так горячитесь, Юрий Александрович, — примирительно ответил Роман Евгеньевич. — Никто и ни в чем вашего сына пока не обвиняет. Вы и меня поймите. Я просто выполняю свою работу. Поступило заявление от потерпевшего. И мне надо выяснить все обстоятельства произошедшего.
— Значит родители Орешкина подали официальное заявление в милицию? — гневно проговорил отец. — Тогда и я напишу ответное!
— Пап, не надо! — прервал я отца. — После этого со мной друзья общаться перестанут. У нас так не принято.
Отец удивленно воззрился на меня, а потом, когда до него, наконец, дошел смысл моих слов, он ответил:
— Ну, хорошо! Тогда я пойду к отцу этого Орешкина и поговорю с ним по-мужски! — И он раздраженно ударил кулаком по ладони.
Участковый нервно сглотнул и попытался успокоить отца:
— Не надо ни с кем говорить, Юрий Александрович. Я опрошу всех свидетелей и, если версия вашего сына подтвердится, то сам побеседую с родителями пострадавшего. Уверен, что когда они узнают правду, то сами заберут заявление.
— Точно поговорите, Роман Евгеньевич? — с подозрением взглянув на участкового, спросил отец.
— Даю вам честное партийное слово, Юрий Александрович, — твердым голосом ответил милиционер. — А теперь прошу меня извинить, мне пора. Надо еще по нескольким адресам пробежаться.
— А что с Димкой-то? — с деланным испугом в голосе спросил я.
Мне важно было знать, не получил ли он дополнительных травм, которые тоже легко могли списать на меня. Я знал подлость Никитина и предполагал, что тот мог свалить на Орешкина вину за свой позорный проигрыш и устроить своему товарищу хорошую взбучку.