Екатерина Великая. Владычица Тавриды
Шрифт:
Екатерина чувствовала, что граф Алексей не оставил своих тайных мыслей по поводу своего желания самому завладеть ее сердцем. Холодность ее поначалу не особо принял близко к сердцу, полагая, что Екатерине надобно время, дабы забыть Григория. А попозже он сумеет отодвинуть теперешнего находившегося «в случае» – молокососа, князя Васильчикова. О позиции и планах графа Чесменского Екатерина догадывалась и весьма была рада, естьли бы он поскорее отбыл на Архипелаг. Орловы прямо-таки давили на нее своим присутствием. Тем паче, что князь Григорий Григорьевич продолжал исправно исполнять свои обязанности генерал-адъютанта, и часто нес дежурство во дворце. На стороне опальных Орловых были глава Военной коллегии, граф Захар Григорьевич Чернышев, фельдмаршал граф Петр Александрович Румянцев, генерал-прокурор
Избавиться от их влияния было непросто: надобно было набраться терпения и постепенно довести их влияние до минимума. Что ж, «кто терпелив, тот удачлив». Великим благом было то, что герой войны фельдмаршал граф Петр Румянцев все еще находился в театре военных действий. Генерал-прокурор князь Вяземский и Бецкой всегда были более всего привержены ей, государыне. Решение касательно графа Захара Чернышева было простым: недавно она пожаловала его вице-президентом Военной коллегии с чином генерал-фельдмаршала, и он, в благодарность, оказался полностью в ее власти.
Иногда у нее появлялись мысли сумления: не срубила ли она сук, на котором сидела? Избавляясь от Паниных и Орловых, Екатерина понимала, что, по сути дела, она оставалась одна, и не было никакой уверенности, что все окружающие ее сановники станут поддерживать ее внутреннюю и внешнюю политику. Мало того, европейские монархи в один голос осуждали ее, как женщину без репутации. Прусский Фридрих, презирающий весь женский род, окруженный мужским двором, предвидя, что опала его приверженца, Никиты Панина, повредит союзу России с Пруссией, делал язвительные и непристойные замечания касательно императрицы, легко меняющей своих фаворитов. Многодетная, Австрийская королева благочестивая Мария-Терезия, даже не хотела произносить ее имени. Англия и Франция такожде, при всяком удобном для них случае, выражали свое презрение. Екатерине оставалось токмо игнорировать их мнение и думать, как же ей быть далее со своей приватной жизнью, которая ей самой была не по душе.
Что и говорить – не хватало ей острого ума братьев Григория и Алексея Орловых! Но к ним не можно было более обращаться, понеже она от них отказалась! Надобно было принимать государственные решения самой. Надобны были новые успехи, новые выдающиеся люди, кои могли бы обеспечить ей поддержку в управлении огромной страной. Ее возмутило изречение все еще гостившего у нее, Дидерота, коий высказал глупейшую мысль, якобы «Россия – колосс на глиняных ногах». Стало быть, ей надобно доказать ему и всей Европе, что Россия есть несокрушимая сила! Не инако!
Екатерина, смолоду испытавшая всю тяжесть многолетнего одиночества, никогда не была так глубоко и безысходно одинока, как теперь! Она нуждалась в сильном волевом и, вместе с тем, государственного уровня человеке, коий мог бы разделить с ней бремя власти, кому она бы могла доверять. Тем паче теперь, когда по Руси рыщет со своим сермяжным войском, бесцеремонно раскачивая ее трон, супостат Пугачев. Но где же взять такого человека?
Наступило послеобеденное время. Она позвонила и попросила статс-секретаря Козьмина пригласить в кабинет Мельхиора Гримма, коий наравне со своим другом, Дени Дидеротом, находился во дворце с утра до вечера, ожидая, когда императрица освободится. В последнее время она полюбила говорить с ним более, чем с его другом-философом, коий своими пространными рассуждениями о человеческой природе и бесконечными вопросами о крепостных крестьянах, изрядно донимал ее. Едино успокаивало Екатерину то, что француз-философ в скорости собирался уехать. Императрица с самого начала почувствовала большее расположение к Гримму – умному, образованному и обходительному, как и она, приземленному швейцарцу, коий ничем ей не надоедал. Фридрих Мельхиор Гримм получил образование в Лейпцигском университете. Екатерине нравилось, что сей господин, старше ее на шесть лет, окроме того, что обладал необыкновенным знанием людей и тактом в обращении с высокопоставленными лицами, такожде имел обширные знания и отвечал весьма полновесно на все ее вопросы. Говорил он и на французском, и на немецком
– Давно хотела спросить, барон, как вы очутились во Франции? – любопытствовала государыня Екатерина Алексеевна.
Мельхиор с готовностью ответствовал:
– Я познакомился в Лейпциге с графом Шенбергом и, по его приглашению, поехал с ним в Париж в качестве воспитателя его детей.
– Вот как! Полагаю, вы прекрасный воспитатель. А как вам удалось познакомиться с д’Аламбером, Жаком Руссо, Дидеротом, Гольбахом?
– Благодаря моему положению в богатом семействе Шенберга, я стал вхож в дома оных господ.
– Стало быть, вы весьма известны во Франции! Чем вы там занимались, опричь воспитания детей?
– Поначалу, главным образом, принимал участие в музыкальной жизни столицы.
Музыка меньше всего интересовала императрицу, посему, удивленно приподняв бровь, императрица допытывалась:
– Токмо?
– Нет, Ваше Величество, – улыбаясь ее настойчивости, ответствовал Гримм. – Лет двадцать назад я начал упражняться литературой, литературной критикой и корреспонденцией.
Литературой, особливо, эпистолярным жанром, императрица и сама интересовалась изрядно! Беседа паки полилась в сем русле и заняла пол часа.
Часто после ужина Екатерина посылала за ним и, занимаясь рукоделием, разговаривала с бароном Мельхиром совершенно непринужденно, иногда до полуночи, о литературе и всем на свете.
В печальную зиму семьдесят четвертого, когда в стране бушевала крестьянская война, Гримм стал ее спасением, понеже она не хотела смотреть ни оперы, ни комедии, ни трагедии. Перестала ее увлекать и карточная игра. Все развлечения тяготили и усугубляли и без того невеселое настроение. Ее весьма удручало, что на ее предложение остаться на русской службе, барон Гримм, собиравшийся уезжать весной, ответил отказом, побоявшись, как он объяснил ей, начать все сначала в свои пятьдесят лет.
Екатерина с грустью размышляла о своей приватной жизни. Многолетний почитатель ее, граф Алексей Григорьевич Орлов, делавший всевозможные попытки сблизиться с ней, вестимо, горазд во всех отношениях, и он смог бы стать ее соправителем, но он брат Григория Григорьевича, поелику ни к чему ей лишние разговоры и раздор в их семье! Она выбрала, можно сказать, первого попавшего смазливого конногвардейца, дежурившего у ее дверей, но он скучен и все его ласки совершенно пресны. Ужели ей терпеть его до конца дней своих? Ни за что! Раз пошел таковой сыр-бор, и она уже известна своим якобы непостоянством, что ж – она будет искать того, кто будет ее устраивать во всех отношениях. Вот тогда она покажет всем, как она может быть постоянной, такой постоянной, что и не сыскать лучше ее. Не даром же говорят: «не привыкай к плохому, подожди хорошее» и «не унывай, на Бога уповай». Она не устает просить Всевышнего послать ей человека, коего она полюбит всем сердцем. А коли не встретит такового, то может статься, ей придется терпеть около себя Александра Васильчикова.
Раздумывая о своем одиночестве, мысли ее все чаще возвращались к кавалеру, коий был интересен ей со времени их первой встречи почти двенадцать лет назад. Генерал-поручик Григорий Александрович Потемкин – умница, острослов и красавец! Ей казалось, что сей недюжинный человек, мог бы справиться с любыми трудностями. По крайней мере, сумел бы изловить враля Емельку Пугачева. Весьма хотелось бы, дабы сей генерал-поручик оказался именно таковым.
Скорей бы он приехал, она почти уверена: Григорий Потемкин сумеет найти способ остановить сей бунт… Но никаких приватных отношений… По крайней мере, не стоит торопиться приблизить его к себе так, как она позволила себе, расставшись с Орловым, «случайно» обратив внимание на Васильчикова. Так случайно, так опрометчиво, что сей князь Васильчиков оказался «в случае». Неудивительно! Еще не то может учинить женщина, когда она в отчаяние! Она из тех, кто никогда не примирится со своим несчастьем, она будет искать и рано или поздно найдет свое счастие! А «без надежды, вестимо, что без одежды: и в теплую погоду замерзнешь». Возможно, Всевышний обделил ее сим, понеже слишком много дал ей и без того, но она все равно будет тщиться найти его, понеже бессчастная жизнь ей совершенно ни к чему. Вот уж, доподлинно, она отдаст полцарства за любовь!