Екатерина Великая. Владычица Тавриды
Шрифт:
Григорий Потемкин видел, что императрица не спешит приблизить его, во всяком случае, никакие знаки на оное он не приметил, чего он, впрочем, и не должон был ожидать, но на что в тайниках своей души весьма надеялся.
Записки императрицы:
После недавней смерти султана Мустафы Третьего, 21-го генваря сего 1774, года на трон взошел его родной брат, живший в продолжительном затворничестве, вдали от государственных дел, султан Абдул-Гамид.
Ныне имела
Панин за чашкой кофе, вел, можно сказать, партикулярный разговор с коллегами о событиях внутри страны и за ее пределами, когда доложили о прибытии генерала Потемкина с пакетом для него. Встав и приняв пакет из рук генерала, Панин жестом пригласил его присесть рядом с братьями Чернышевыми и коллежским секретарем Фон Визиным.
– Думаю, вас не надобно представлять, давно друг друга знаете, – молвил он, многозначительно глянув на присутствующих. Потемкин согласно кивнул. Чернышевы улыбнулись. Серые выразительные, немного заплывшие глаза Фон Визина, смотрели изучающим взглядом. Читать послание брата Никита Иванович при всех не стал: положив его на стол, и приказав принести кофе прибывшему генералу Потемкину, он, тяжело ступая, вернулся к своему креслу, и, разместив поудобнее свое тучное тело, обратился к нему со словами:
– Вот, генерал-поручик, здесь ведется беседа о военной славе русской. Вы, как боевой генерал, присоединяйтесь. Мы утверждаем, что Семилетняя война показала славу русского оружия!
– А кто скажет, что нет? – горячо выступил, нахмурив брови, Иван Чернышев. – На седьмой год войны Восточная Пруссия была прочно занята нашими русскими войсками. Не много-не мало, а дисциплинированные немцы в кафедральном соборе Кенигсберга, забыв своего короля Фридриха, принесли присягу императрице Елизавете Петровне. Депутация дворянства и бюргерства посетила Петербург и выразила царице благодарность за гуманное поведение русских войск и управление краем.
Захар Чернышев, собрав густые седеющие брови на переносице на дородном породистом лице, глубокомысленно, звучным басом, спокойно отметил:
– Самое главное, сам Прусский Фридрих смирился с потерей провинции, понеже, как оказалось, его стратегический талант был неспособен справиться с грозной коалицией России, Австрии и Франции.
Потемкин, выслушивая тираду графа Захара, вдруг бецеремонно прервал его своим замечанием:
– Тогда говорили, что у него не было и ста тысяч солдат, противу более двухсот у нас.
– Что и говорить: Пруссия агонизировала! – гордо заявил Захар Чернышев, не удостоив молодого генерала взглядом.
– А наш император, в то же самое время, прилюдно театрально лобзал бюст Фридриха и бросался на колени перед его портретом, – говорил осуждающе с усмешкой Фон Визин.
– Думаю, самому Фридриху были странны сии пылкие чувства русского самодержца, коий не скрывал пренебрежение ко всему русскому, – заметил с сарказмом граф Захар Григорьевич.
– Сказывают, прусский монарх советовал Петру быстрее короноваться!
– Ну, что вы! Нашему царю было не до того! Даже своего идола Фридриха не послушал! Петр Федорович в то время готовился к походу на коварную Данию, некогда отторгнувшую у
– Он полагал, короноваться не к спеху: ему нечего бояться, дескать, он знает русских и держит их в своих руках, – презрительно хихикнул Иван Чернышев, поглаживая локоны своего парика.
– Однако, его в какой-то степени можно и понять, – заметил глубокомысленно Панин. – Он сын своего отца, герцога Голштейн-Готторпского Карла Фридриха, между прочим, двоюродного дяди нашей императрицы. Тот тоже планировал войну с Копенгагеном. Желая отвоевать Шлезвиг, даже женился на дочери Петра Великого – Анне. Он предполагал, что в приданое за невестой, помимо денег и соболей, получит еще русскую армию, а заодно и флот.
– Вот так замашки у деда нашего Великого князя Павла Петровича! И что же, получил ли он желаемое? – паки вмешался в разговор генерал Потемкин.
Панин горячо отозвался:
– А то! Теща оного герцога, императрица Екатерина Первая, сочувствовала его далеко идущим прожектам, и заявляла, что ничего не пожалеет ради любимой дочери! Снарядили линейных кораблей, фрегаты, галеры… К походу по суше готовился корпус в сорок тысяч штыков и сабель – и все это ради отвоевания у датчан неведомого солдатам и матросам Шлезвига.
Потемкин удивленно мотнул головой:
– Неужто все оные войска пошли завоевывать сей Шлезвиг?
– Смерть Императрицы Екатерины Первой помешала оному, – пояснил Захар Чернышев, бросив надменный взгляд на незадачливого, несведущего генерала.
Все помолчали.
– Ну, все знают, что было далее? – полувопросительно обратился ко всем Панин.
– Воцарилась Анна Иоанновна, – молвил Иван Чернышев, глянув исподлобья на брата. – Началась Бироновщина. Ничего хорошего.
– Однако интересы России царица Анна Иоанновна блюла, – резюмировал Никита Панин. – А вот после ее смерти, государственные дела пришли в полное расстройство. Фельдмаршал Бурхарт Миних арестовал ее полюбовника, регента Эрнста Бирона. Затем сам Миних, неожиданно для себя, получил отставку. Можливо вообразить, что происходило? – взволнованно обратился ко всем с сим вопросом Панин.
– А смешнее всего, господа, что годовалое дитя, – Фон Визин повысил голос, – стало быть, император Иоанн Шестой, возвел «своим» указом своего же отца, Антона-Ульриха Брауншвейгского, не нюхавшего пороха, в чин генералиссимуса.
Граф Иван Чернышев, оглянувшись на брата, хмыкнул.
– Ну и понятно, что вся сия возня вокруг трона породила ненависть русских к курляндцам и брауншвейгцам, – брезгливо резюмировал граф Захар Григорьевич.
– Тогда и обратились к царевне Елизавете Петровне, дщери Петра Великого, – паки подал голос Иван Чернышев.
– Вестимо, – подхватил Панин и встал, дабы пройтись и размять отечные ноги, – дочь Великого Петра, – продолжил он, – преданная православию и нашим обычаям, могла, как вы ведаете, при случае и русскую сплясать, слыла своей в казармах гвардейцев и никогда не отказывалась быть крестной матерью их детей. А главное, в глазах россиян дочь Великого Петра являлась законной и естественной претенденткой на престол.
– Я знаю, что тогда французы, наши первые соперники, знатно зашевелились, – заметил Захар Чернышев.