Эклетика. Часть первая. Полуденные тени

Kitty Lui

— Ворота закрыты?

Сирса потушила пламя.

— Делают вид, что меня не ждали.

— М… можно вопрос?

Сирса выжидающе приподняла брови. Йонсу боялась ее куда меньше, чем вчера. Если бы леди захотела, она бы убила ее еще на восточных болотах. Видимо, в планы это все-таки не входило. Теперь же, находясь вдвоем в подземелье, им тем более следовало держаться вместе.

— Почему вы сразу не привели армию?

Генерал Света рассмеялась. До этого Ливэйг ни разу не слышала ее смех. Она

не видела даже ее улыбку.

— Нравится мне ход твоих мыслей! Только другие думают как черви. Я бы оставила тут и гарнизон, и наместника, но…

Сирса, не окончив фразу, подняла руку. Пещеру озарил голубой огонь.

И сразу же погас.

Йонсу решила, что Сирса просто потерпела фиаско — все-таки Антарес был в упадке. Однако она вызывала сигнальный огонь.

Ворота со скрипом открылись, внутренняя решетка приподнялась, открывая путь в город. Свет в бойницах замка погас, как по команде. Единственным источников света снова стало пламя голубого цвета. «Призрачный» огонь, будоражащий душу. Посланниц Анлоса никто не встречал, поэтому Сирса решительно двинулась вперед.

За сотни лет в Браасе не изменилось ничего. Йонсу не помнила расположение улиц, но общая картина в памяти осталась. Город напоминал изощренный лабиринт, гигантский черный куб, пронизанный туннелями. Слева от ворот шел широкий проход, ведущий к торговым путям, справа — улица в жилой квартал. Сирса пошла вперед. Йонсу очень не нравился черный базальтовый потолок над головой. Будто темница, склеп. Камень давил со всех сторон, заставляя мимо воли вжимать голову в плечи. Подземелье Анлоса посещать было приятней, чем пустоту Брааса.

На главной улице не было ни души. Это обстоятельство тоже беспокоило Ливэйг. В обычные дни Браас поражал обилием шума и живности, разнообразием существ. В столицу прибывали и морские народы, по специальным тоннелям, заполненным водой, и горные, и лесные эльфы, и карриолы, и южные племена, и люди южных островов, и, иногда, полудикие жители мыса Инити. Торговля шла и вне рынка.

Спустя пару минут Йонсу заметила слева длинный залитый тусклым серебристым светом зал. Остановиться и осмотреться она не могла: успела лишь ненадолго заглянуть в него. Посередине зала на постаменте стояла статуя мужчины в пламени. Каменный колос, подняв голову, простирал руки к невидимому небу. Он явно не принадлежал к расе людей: из пламени за его спиной рвались крылья. Пол усеяли красные цветы — статуя совершенно точно являлась местом ритуальных поклонений. Йонсу, поняв, чуть отстала от Сирсы, зашагала быстрее. Странный алтарь остался позади. Она знала, что майоминги верят в Огонь, но о его мужском воплощении слышала впервые. Может, просто забыла? Это было бы неудивительно. Тем более, что фигура была смутно знакомой.

Сирса же тем временем внезапно решила рассказать о причинах их приезда сюда.

— Они торговали с Синааной, мы не были против, наши города тоже торговали, пока была возможность, — сообщила она. — Налог не платили, со временем дань перестали платить вовсе.

— Как вы торговали с Тьмой? — сразу нахмурившись, спросила Йонсу. Она знала, что являлось валютой по ту сторону Мийэрдина. Души. Обычные души. — Они же не берут висты.

Сирса на этот раз не стала отмалчиваться.

— Отдавали планеты по ту сторону Грани. Зараженные жизнью. Обычные торговцы, для мелких сделок, отдавали людей либо висты, на которые опять-таки приобретали разумных. Я против торговли с ними, но очень многое в Анлосе было куплено у демонов.

У Ливэйг от шока

округлились глаза. Отдавали планеты? Живых людей? Как товар? У нее это не укладывалось в голове. Сколько меморий, лишившихся семьи и дома, она знала! Дома скольких из них пожрал огонь? Сколько их планет сковало льдом? Все винили в этом Тьму, а на самом деле все было расчетом, простыми безжалостными циничными торгами. Мыслящие существа теряли свободу, становясь рабами за новые шторы или заколку леди Астреи.

Неужели те планеты, что уничтожала она, тоже были данью? Неужели и она сама принимала участие в безжалостной торговле душами?

— Нельзя допустить, что Браас перешел на их сторону. Слишком богатый город, не хочется сравнивать его с землей, — не замечая состояния сопровождающей, заявила Сирса. Ливэйг ничего не ответила и, вперив глаза в пол, продолжила идти следом. Впервые за четыре дня она почувствовала злость.

Улица уперлась в сплошную гладкую черную стену. В базальте были прорезаны ворота.

— Открывайте там! — крикнула леди так сильно, что Ливэйг заткнула уши. Голос Сирсы многогранным эхом отразился от стен. Что-то защелкало, заскрипело. Створки ворот, расходившихся в стороны, проступили отчетливей; Йонсу ожидала, что за стеной будет свет, однако выступила лишь тьма. Браас не освещался совершенно; пламя в руках Сирсы задрожало, будто под действием ветра, которого здесь и в помине не могло быть.

Из ворот выступил невысокий майоминг в парадной мантии, украшенной драгоценными камнями. Майоминги мало чем отличались от людей. На их теле никогда не росли волосы, только с головы вилась тонкая коса, стекая вдоль костяного подобия гребня, приподнимавшего череп на макушке, — атавизма, доставшего от прошлой жизни на солнце и свету. Глаза и уши были явно больше, чем у наземных жителей, рост был меньше, что компенсировалось широкими плечами и крепкими, хоть и длинноватыми, руками. Единственное, что действительно пугало в их внешности Йонсу — отсутствие бровей и ресниц. Казалось, у майомингов совершенно отсутствовали эмоции. Даже рот их, практически безгубый, не поддавался мимике, оставаясь просто широкой прорезью.

— Мэр Герхельд, — поприветствовала его Сирса, подавая руку.

Майоминг не пошевелился, продолжая стоять у самых ворот.

— Я ведь могу провести переговоры и по-другому, — заметила Сирса, понижая градус тона. Угроза действия не возымела.

Мэр, не мигая, смотрел на Йонсу. От взгляда серых пустых глаз у Ливэйг побежал мороз по коже. Голова майоминга напоминала череп, обтянутый тусклой кожей: по нему вполне можно было изучать анатомию его расы. Скулы майоминга резко выступали, отчего перепад к мощным челюстям был выражен с особой четкостью. По правой скуле шла шрамированная татуировка.

— Думали, я одна приду? — заметив его внимание к Йонсу, с издевкой спросила Сирса.

— Да, — голос у майоминга был низкий, сиплый, под стать пещере. Мэр не переводил взгляда на Сирсу, продолжая бесстыдно рассматривать Ливэйг. Похоже, Йонсу беспокоила его куда больше Сирсы, как «темная лошадка» в игре, которую вели обе стороны. Игры, которая была понята Ливэйг лишь отчасти.

— Понимаешь, Йонсу, — не отрывая желто-зеленых очей от мэра, продолжила свою мысль женщина, — тысяч семьдесят лет назад я уже приходила к ним по этому поводу. Ты должна помнить войну за север — ты видела половину войн нашего мира. Тогда Браас был не на нашей стороне, за что поплатился, да, мэр? Ваш народ помнит, как земля майомингов превратилась в пустошь? Тут никогда ничего не вырастет. Зная это, вы снова возвращаетесь к нему? Недальновидно, — последнее слова она буквально выплюнула.