Экс на миллион
Шрифт:
Москва полнилась слухами. Шептались, что полицейские забились в участки и там пьянствуют, ожидая страшного конца, ибо неточеными тупыми «селедками» от дружинников не отбиться, а другого оружия у них нет. Что московские власти держатся за центр и Николаевский вокзал. Что ожидается прибытие войск, а московский гарнизон отсиживается в казармах. Что баррикадами покрылась вся Москва.
Ночная чернота окутала город, лишенный уличного освещения. Фонари большей частью побили, а те, что уцелели, фонарщики не зажигали — дружинники запретили. Зажгли свечи. Я собрал совещание жильцов,
— Очень всех попрошу: на время боевых действий переместиться в задние комнаты. Избегать выходов из дома. Вам, ребята, поручаю заколотить досками внешние окна. Если, конечно, Марья Ильинична согласна. Сделать ревизию продуктов. Пока работают лавки, закупить все по максимуму впрок. Сколько продлится эта свистопляска, я не знаю, но лучше готовиться к худшему.
Женщины вздрагивали от каждого орудийного залпа и ошарашено помалкивали. Анна нервно щелкала пальцами и куталась в теплую кофту. Лишь Марья Ильинична раздухарилась:
— Нужно быть вместе с восставшим народом. Стыдно вам, крепким мужчинам, сидеть за бабьими юбками. Ступайте помогать строить баррикады. Или беритесь за оружие.
Ося и Изя явно загорелись и уставились на меня в ожидании решения.
— Марья Ильинична, голубушка! — опешил я от ее предложения. — Вам-то это зачем?
— Не знаю, Васенька. Но чувствую, что так будет правильно.
— Правильно — что?! Умереть без всякого смысла?! Что вам лично принесла хваленая свобода? Сбежавшего дворника? К чему все это восстание? Кто что хочет кому доказать? Прибудут войска и всех разгонят с кровавыми жертвами.
— Войска не будут стрелять в народ! — не очень уверенно оппонировала старушка.
— А залпы? Слышите залпы? Кто, по-вашему, лупит из пушек?
Бывшая классная дама сердито поджала губы. Впервые на моей памяти между нами пробежала черная кошка.
— Делайте, как считаете нужным.
Набрав досок, я с парнями вышел на улицу. Принялись заколачивать окна.
— Заняли чужое место и рады? — раздался пьяный голос.
Оглянулся.
Радик собственной персоной. Стоял, покачиваясь и зло щуря узкие красные глаза, задрав дворницкую фуражку на затылок.
— И на вас управа найдется. И ножички найдутся, — вызывающе глядя на меня, выдал татарин, по-видимому, намекая на мой Боуи, который он видел у меня в руках неоднократно.
Я соскочил с приставной лестницы и выдал ему леща. Бывший дворник на ногах не удержался. Плюхнулся в сугроб. Мои пацаны подскочили и пару раз пнули в бока.
— Вали, пока цел!
— У, шпана! — огрызался Радик и, неловко перебирая ногами, ретировался из переулка.
«Эта сволочь вернется», — почему-то я был в этом уверен.
Предчувствия меня не обманули.
… Через несколько дней в Москву прибыл Семеновский полк, драгуны, уланы, артиллерия. К войскам присоединились протрезвевшие
Появились добровольные помощники войскам. Их тут же прозвали черносотенными дружинами. Оружия им не дали. Послали разбирать баррикады в помощь пожарным и дворникам.
Все это я узнал позже. А пока, пользуясь наступившей рядом с домом тишиной, решил позаниматься с гирями. Слишком засиделся в комнатах. Утомился, ожидая непонятно чего. Тело просило нагрузки, чтобы кровь веселее побежала по жилам.
— Восемь, девять… — считал я вслух, выполняя свинги. Пошел уже второй подход.
Затрещали доски, перекрывавшие свету доступ в комнату. Какая-то мразь отрывала их с непонятной целью. Пограбить решили? Ну-ну. Я поставил гири на пол под подоконником и пошел вооружаться. Когда вернулся, досок на окне уже не увидел, зато расслышал на улице дикие крики. Подскочил к окну.
Большая толпа, человек двадцать, метелила моих ребят с сопением и криками «Бей жиденка!». Изя уже валялся на земле с окровавленной головой. А Ося стоял над ним на одном колене, прикрываясь руками и не давая добить друга. На него сыпались не очень уверенные удары железных палок, обрезков труб и кастетов. Больше бестолковых, чем смертельных. Слишком густой была толпа. Слишком мешало друг другу это странное сборище разномастных типов. Кто в полушубке, кто в женской вязанной кофте, кто в армяке кучера с оторванной сзади полой.
Озарение пришло сразу, как только я увидел Радика среди нападавших. Жалкий татарин притащил дружков-приятелей поквитаться. Мои ребятки выскочили в переулок, услышав треск досок, и сразу попали под раздачу. Изя, ожидаемо, стал главным объектом нападения.
Я с силой рванул внутренние, все в морозных узорах, створки, разрывая в клочья оклейку. Распахнул внешние. Схватил первую гирю.
— На!
Черная гиря полетела в толпу, как ядро. Криков прибавилось. За ней пошла вторая, круша очумевшие головы. Следом прыгнул сам. Тесак в правой, браунинг в левой. Ворвался в толпу, раздавая удары и стреляя. У кого лом или дрын — тому пуля промежь глаз. У кого кастет — в того ткнуть ножом Боуи. От рубки воздержался на первых порах. Когда вертишься в толпе, укол широким лезвием сподручнее. Особенно, когда знаешь, куда половчее бить.
Выстрелы, отчаянные, а не радостные матюги, крики раненных, непонятный тип, не знающий ни страха, ни пощады — все это опрокинуло налетчиков, раньше пороха не нюхавших. И разбросанных по кровавому снегу мозгов — тоже не видавших. Секундная заминка — и уцелевшие, похватав пострадавших товарищей, бросились наутек из переулка. Надо признаться, очень вовремя. Самозарядный браунинг — шикарная вещь на короткой дистанции. Но патроны у меня уже кончились, да и останавливающее действие пули калибра 7,65 мм оставляло желать лучшего.