Экспансия - 1

Семенов Юлиан

происходит, еще напишут книги и снимут поразительные фильмы, уверяю

тебя.

Итак, по порядку: сначала я должен был познакомиться со всеми

теми, кого мне надо будет консультировать, а для этого прочитать, по

крайней мере, сорок сценариев о войне, разведке, любви, дипломатии,

аферах; подвигах и предательствах. Или я ничего не понимаю, или все,

что я прочитал - абсолютная мура. Сюжеты поверхностны, сработаны по

тем рецептам,

которые были изобретены еще в тридцатых годах,

характеры штампованы, как часы, которые выпускают для детей, - ни

одного камня, сплошной цилиндр, работают три месяца, потом можно

выбрасывать на помойку, ремонту не поддаются.

Я сказал об этом директору сценарной студии Сленсеру; он

внимательно меня выслушал и ответил: <Спарк, я вас понимаю, но

поймите и вы нас. Мы работаем на аудиторию, которая исчисляется

десятками миллионов. Люди смотрят кино после работы. Они устали. Они

намахались руками у своих станков и стоек баров, они набегались по

канцеляриям и перенервничали, ожидая вечерних выпусков газет, не

зная, что стало с их долларом, летит он вниз или ползет вверх.

Поэтому в кино они приходят не думать о новом, а успокоенно

раствориться в привычном. Мы потеряем аудиторию, если покажем ей свое

интеллектуальное превосходство. Как известно, никто не любит тех, кто

умнее тебя, самостоятельнее в мышлении, а потому - талантливее. В

кино хотят видеть таких людей, каким может стать каждый зритель.

Ясно? Вы - честный и храбрый человек, но не стремитесь ломать себе

голову раньше времени. Это вам не ОСС, в мире кино перекусывают вены

зубами, если только чувствуют в человеке неприятеля>.

Как ты понимаешь, вены мне дороги, я боюсь, когда их

перекусывают, поэтому я затаился и начал оглядываться, прислушиваясь

к тому, что говорят те, кто меня окружает.

И вот тогда-то у меня начали вставать волосы дыбом. Я никогда не

думал, что в нашей Америке, да не где-нибудь, а в столице Талантов,

ворочается и набирает силу такое черное и дремучее сообщество

мракобесов.

Да здравствуют заветы Даллеса: <Растворяйтесь, подыгрывайте,

слушайте, говорите, многозначительно улыбайтесь, запоминайте не

только слова, но и паузы, не только реплики, но и реакцию на них,

сталкивайте разные мнения, провоцируйте спор - только это даст вам

возможность составить картину происходящего, приближенную к истине>.

Я начал растворяться и провоцировать споры. Лучше бы я этого не

делал, честное слово!

Выяснилось, что здесь, как,

увы, и везде, происходит одно и то

же, типическое: талантливый человек сидит в своем доме и пишет

честный сценарий, который покупают, но не ставят; талантливый

режиссер снимает фильм, но ему не делают нужного проката, зато

бездарные горлохваты, пользуясь общественной пассивностью

талантливых, лезут по административной лестнице вверх. Ведь не

Чаплин, не Богарт, не Треси, не Трэйси стали президентом актерской

Гильдии, а никому не известный Рейган, который хорошо прыгает в седло

и умеет плакать скупой слезой настоящего американца над телом друга,

убитого в перестрелке с индейцами. Не Хемингуэй, Синклер, Брехт или

Ремарк определяют лицо драматургии, а легион бездарей, которые лепят

сценарии, как пиццу. Брехту и Ремарку вообще здесь тяжко: в актерской

Гильдии здесь прямо говорят, что эти чужие не имеют права писать для

американского зрителя, они не понимают нашего характера, пусть

сочиняют для еврейских театров или, на худой конец, для немцев;

американцы имеют свои традиции, в которые нельзя пускать иностранцев,

это разъедает национальную культуру, как ржавчина.

Я не сдержался, возразил: <Сервантес, Гете и Данте не работали в

Голливуде! Толстой и Достоевский с Чеховым родились не в штате Огайо!

Золя, Мопассан и Франс не торговали соками в Бронксе!> Мне ответили,

что я передергиваю факты. Речь не идет о классике, спасибо ей, мы на

ней учимся, но сейчас настала пора возрождать наши традиции, а это

могут сделать американцы, только американцы и никто, кроме

американцев. Я тогда спросил, кого надо считать истинным

<американцем>? Можно ли причислить к американцам Армстронга,

Фицджеральд или Робсона? Мне ответили, что я жульничаю, потому что

разговор идет не о джазе, но о кино и литературе. Тогда я спросил,

как быть с Ренуаром и Эйзенштейном, Станиславским и Рейнгардтом? Спор

прекратился, я торжествовал победу, все-таки темную некомпетентность

можно давить знанием, еще не все потеряно. А через два дня я узнал,

что те, с кем я спорил, начали наводить справки, русский ли я, еврей

или пуэрториканец, не было ли в моих генеалогических таблицах

украинской или немецкой крови, и вообще, не являюсь ли я членом

коммунистического кружка. Вот так-то. Воистину, если бог хочет

наказать человека, он лишает его разума. Но ведь речь идет не об