Элемент Водоворота
Шрифт:
– Не за что. – Мужчина положил локти на колени и потер ладони друг о друга. – Вечно я тебя спасаю, старушка, – он бросил на спутницу лукавый взгляд.
Цунадэ молчала, пытаясь сформулировать ответную колкость, но не смогла подобрать подходящую фразу, поэтому сказала первое, что пришло в голову:
– Ты ведь вернешься, правда?
Джирайя замер, разглядывая расширенными от удивления глазами носки своих аутентичных сандалий и пытаясь найти хоть какое-то подтверждение тому, что он не ослышался. Как правило, ему доставались лишь сварливые и колкие комментарии о том, что его никогда нет рядом, когда он ей нужен, что она вынуждена
– А давай поспорим? – попытался он разрядить обстановку и, увидев недоверие в ее глазах, пояснил: – Ты поставишь на то, что я не вернусь. Ты же всегда проигрываешь, забыла? – он усмехнулся, ожидая ответной улыбки.
Но Цунадэ было совсем не смешно. Она изучала лицо давнего друга. Его всклокоченные светлые волосы были окрашены рыжими и красными лучами заходящего солнца, лицо было в тени, но на нем четко выделялись живые озорные глаза, и эта ухмылка, знакомая ей с самого детства, и хулиганская серьга в носу. Он постарел, конечно, как и сама она, но его лицо, его стать и выправка все еще хранили тот юношеский задор, ту неуемную энергию, ту силу, которая так раздражала и восхищала ее. Она незаметно для себя привыкла, что он всегда был рядом, что можно было опереться на его верное плечо и рассчитывать на его бесконечные подколки. Он был с ней в самые тяжелые моменты ее жизни, когда она потеряла брата и Дана, когда ушел Орочимару, когда ей грозила опасность или требовалась помощь.
А потом эта привычка стала просто незаменимой, неотъемлемой частью ее самой. Она скучала, когда долго не видела его, отчего злилась и клялась, что никогда не станет больше с ним разговаривать. Но он возвращался, шутил и подмигивал, говорил колкости с нежнейшей улыбкой на лице, рассказывал, какая она жестокая женщина и как отвратительно обращается с ним. Она слушала и соглашалась, ведь в свое время она не уставала предпочитать ему других. Но он всегда возвращался, словно чувствовал, что нужен ей. И всегда уходил. Но оставался единственным человеком, рядом с которым она могла быть слабой, и который не боялся быть слабым перед ней. Но когда она смогла оценить это, было уже поздно.
Он загорелся Пророчеством Великого Отшельника, которое просто не давало ему спокойно спать, порождая прекрасные картины будущего в его живом воображении. Он был похож на дошкольника, который вот-вот пойдет в Академию Ниндзя и непременно хочет стать отличником. Все, что случалось с ним, было преломлено через призму Пророчества, каждый поступок, каждое слово. В каждом новом ученике или любом другом ребенке, в чьей судьбе он сыграл какую-либо роль, он видел Дитя Пророчества. Джирайя стал одержимым, почти фанатиком, и с каждым годом эта одержимость набирала обороты.
А ей так хотелось его тепла и внимания, но они уже слишком давно стали заложниками общего прошлого, вжившись в роли настолько, что возможность изменения предопределенного сценария казалась абсолютно нереальной. И она смирилась, как когда-то смирился он.
– Я давно хотел тебе сказать, – он кашлянул, избавляясь от выдававшей волнение хрипотцы, – что очень благодарен судьбе за то, что она свела меня с тобой. Если бы
– Каким? – бездумно спросила она, отводя взгляд.
– Собой, – ответил Джирайя и едва заметно улыбнулся. – Ведь парни становятся сильнее, когда девчонки их отвергают. Если бы не ты, я бы так и остался самонадеянным хлюпиком.
– Иногда я думаю, что была слишком жестока с тобой… – проговорила так тихо, что сама засомневалась, услышал ли он.
– Вовсе нет, – отозвался он, подняв лицо к небу. – В самый раз, чтобы вытрясти из меня дурь и заставить, наконец, работать на полную катушку. – Он снова повернулся к ней и широко улыбнулся без иронии и ехидства.
– То есть ты хочешь сказать, что это благодаря мне ты стал таким извращенцем? – Хокагэ призвала на помощь юмор, смаргивая набежавшую слезу.
– Конечно! – не растерялся он. – Если бы не ты, все было бы не так… интересно, – последнее слово он произнес с ностальгической улыбкой на лице.
Цунадэ грустно улыбнулась в ответ. Он жадно впитывал эту улыбку, что была редким гостем на лице Хокагэ, благословляя две бутылочки сакэ, которые позволили ей, наконец, расслабиться.
– Ладно, надо идти, – женщина тяжело вздохнула и неловко поднялась на ноги.
Голова немного кружилась, она пошатнулась и упала бы, если бы рядом не оказалось верное плечо. Щеку обожгло горячее дыхание с легким ароматом сакэ. Сильные пальцы сжали ее локоть, уверенная рука подхватила за талию, и на доли секунды они замерли. Медленно, словно во сне, Цунадэ подняла голову, боясь и одновременно желая встретиться с ним взглядом. Джирайя заглянул в беззащитные карие глаза, чуть прищурился, размышляя, потом решительно прижал ее к себе и быстро коснулся губами ее губ. Закаленное сердце Отшельника предательски дрогнуло, когда он почувствовал едва заметное ответное движение, Джирайя тотчас же недоверчиво отстранился, сдвинув брови и наблюдая за реакцией.
Мысль, что через мгновение так уверенно и в то же время нежно обнимавшие ее руки пропадут, зароются в седую гриву на затылке, и он снова начнет скабрезно шутить, чтобы замять инцидент, показалась настолько невыносимой, что Цунадэ яростно вцепилась пальцами в зеленое кимоно на его груди. Объятия стали крепче, он наклонился, заслоняя небо, и она облегченно закрыла глаза, послушно приоткрыв губы, нетерпеливо ловя его горячее дыхание.
– Вот черт! – простонала Цунадэ через несколько мгновений, упираясь руками в его грудь.
– Ну что ты бузишь? – добродушно пробормотал он, не выпуская ее. – Неужели я настолько плох?
– Добился-таки своего, старый извращенец? – возмутилась она, делая еще одну попытку освободиться.
– Твой взрывной характер так заводит, – ехидно усмехнулся Джирайя, затем склонился к самому её уху, невесомо коснулся губами чувствительной мочки и прошептал: – Дорогая, ты, видимо, действительно не читала моих книжек, если считаешь, что я хотел добиться только этого.
Вот все и вернулось на круги своя: она судорожно хватала ртом воздух, задыхаясь от ярости, и была готова размозжить его голову о ближайшее деревце; он хитро улыбался, не давая ей пошевелиться и все еще прижимая к себе, уверенно, по-хозяйски, словно делал это всю свою жизнь. Третья попытка оказалась удачной, Цунадэ смогла не только вырваться из цепких объятий, но и, хорошенько замахнувшись, от души врезать ему по лицу. Джирайя упал навзничь, схватившись за челюсть.