Элемент Водоворота

Гениальный Идиот

Засим замолкаем. Приятного чтения.

>>>>>

Она поднималась по узкой винтовой лестнице, вокруг было темно и пахло сыростью, как и повсюду в этой башне, где он проводил свое добровольное заточение. Конан всегда ходила по этой лестнице пешком, медленно растягивая изощренную пытку для коленных суставов и икроножных мышц. Ей казалось, что так она могла разделить хотя бы частичку той боли, которую испытывает он. Она лучше, чем кто-либо другой, знала, что ему было больно постоянно, с того самого момента, когда они покинули свою неприметную хижину на границе страны Дождя, в которой оставил их

Джирайя. Постоянно, с того момента, как Яхико основал Акацки.

Нагато никогда не был революционером, это было не в его характере. Как-то в одной из их привычных ночных бесед под аккомпанемент дождя и тихого похрапывания Яхико, он признался, что ему настолько нравилось лежать вот так ночью и разговаривать с ней, рассматривая зловещее, покрытое грозовыми тучами ночное небо сквозь косые окна мансарды, что он готов был провести так остаток своих дней. Тогда Конан только посмеялась над ним и спросила, не хочет ли он добавить в картину идеальной жизни кружку горячего молока, за которой она могла тотчас сходить на кухню, и теплую стариковскую жилетку. Нагато промолчал, а ей было стыдно признаться, что его виденье счастья нравилось ей гораздо больше, чем образы революционной борьбы и поверженных врагов, которые беспрестанно пропагандировал их друг.

Руководимые привязанностью к Яхико, они оба все время плыли по течению, соглашаясь на любые авантюры последнего, который, казалось, как раз и был воплощением революции и праведного гнева всех униженных и оскорбленных. Высокий и гибкий, с копной непослушных рыжих волос и вечно горящим взглядом карих глаз, он мог заразить своим энтузиазмом кого угодно. Его уверенность, его сила и его непоколебимая вера в успех поддерживали их во всех испытаниях, которые встречались на жизненном пути. Нагато всегда сравнивал его с сердцем, которое обеспечивает весь организм кровью и жизненной энергией и не останавливает своей работы даже ночью. Остаться без сердца – значит умереть, поэтому он всегда следовал за Яхико, поддерживал его даже тогда, когда не был с ним до конца согласен.

Само создание Акацки, как организации для отмщения сильным мира сего, не привлекало его. Нагато, видевший в своей жизни достаточно войны, не прельщался утопией насильственного мира для всех, взлелеянной Яхико и повсеместно им насаждаемой. Он привык довольствоваться малым, ему было вполне достаточно маленького, но достижимого счастья для них троих. Конан знала, что уже тогда ему было больно. Было больно убивать, больно смотреть на раненых товарищей, больно видеть слезы в ее глазах. Но тогда она, ослепленная любовью к Яхико и первыми успехами Акацки, предпочитала списывать это на его чрезмерную мягкосердечность и не придавать значения его душевным метаниям, надеясь, что они скоро пройдут. Она даже подумать не могла, что много позже из-за смерти их друга душевная боль зашкалит за критическую отметку настолько, что заставит его применить ту ужасную Технику Призыва, причинившую уже боль физическую, сделавшую его калекой навсегда. Боль – это все, что было у Нагато. Боль сделала его тем, чем он являлся сейчас. Боль и теперь помогала ему поддерживать свое существование.

Лестница закончилась, и Конан остановилась перед тяжелой железной дверью с висячим замком. Она бывала здесь не чаще раза в неделю: Нагато злился, когда она приходила, боялся быть для нее обузой, не хотел, чтобы

она видела его таким, всегда старался обходиться одним из своих «творений». Конан приходилось каждый раз тратить много времени и сил на оправдания и попытки убедить его, что ей действительно хотелось его видеть. Повернув ключ в замке, она осторожно стукнула кулачком в дверь и приоткрыла ее ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь, сразу же заперев замок изнутри.

– Нагато, это я, – сказала тихо, зажигая небольшую лампу в углу комнаты: они оба не привыкли к яркому свету.

– Я же просил… – начал он, но закашлялся. – Я же просил тебя оставаться внизу. Я вполне…

– Мне захотелось поговорить, – отозвалась она, пристраиваясь в кресле, которое стояло в этой комнате только для нее.

– Сколько раз мне повторять, Конан? Ты можешь говорить со мной через него. Тебе, верно, гораздо приятнее видеть его, чем меня. – Он взглядом указал на отвратительные черные проводники чакры, торчавшие из спины и деревянную бочку, в которую была помещена нижняя часть его тела. – Всегда было приятнее.

– Я хотела поговорить с тобой, – делая ударение на последнем слове, произнесла Конан. В ее как всегда ровном, сдержанном голосе промелькнули заметные только ему нотки печали. – Мне никогда не хватало общения с твоими живыми трупами. – Она ненадолго замолчала, вглядываясь в его истощенное лицо. – Сегодня я получила письмо. Не хотела открывать его без тебя. Прочтем вместе? – Большие глаза цвета темного янтаря продолжали смотреть на него спокойно, но в самой их глубине он увидел теплившуюся надежду и невысказанную мольбу.

– Да, – негромко ответил Нагато.

Конан облегченно вздохнула и позволила себе едва заметно улыбнуться, увидев, как черты его лица мгновенно смягчились, расслабляясь, как уголки сухих, потрескавшихся губ, чуть дрогнув, приподнялись, как глаза Рикудо посмотрели на нее с бесконечной нежностью. Как из невозмутимого, холодного и требовательного Лидера Акацки он снова превратился в Нагато, её Нагато – теплого, искреннего, любящего.

Только она успела распечатать небольшой конверт, как в комнате будто бы из ниоткуда возникла маленькая белая бабочка, которая мгновенно расправилась в лист бумаги, ложась на ее предплечье и растворяясь на бледной коже.

– В деревне чужеземец, – серьезно проговорила Конан, поднимая взгляд и слегка нахмурив брови. О том, что это едва заметное изменение ее вечно бесстрастного лица означало раздражение и разочарование, мог догадаться только Нагато. – Нужно узнать, кто это, я… – Она поспешно отложила конверт и собралась было подняться.

– Нет необходимости, Конан, – прикрыв на мгновение глаза, глухо отозвался он. – Это Джирайя-сенсей.

– Джирайя-сенсей? – задумчиво произнесла она. – Ты уверен, Нагато?

– Его чакру я отличу из тысячи других, – ответил мужчина.

– Что ему могло понадобиться здесь?

– Наверняка он пришел за информацией о Лидере Акацки, – бесцветным голосом продолжил Нагато.

– Что нам делать? – Конан поднялась и подошла к нему ближе, заглядывая в глаза.

Он молчал, опустив голову. Она терпеливо ждала несколько минут, затем осторожно коснулась холодными пальцами его локтя.

– Нагато?

– Полагаю, что как Лидер Акацки я вынужден его убить, – наконец отозвался он.