Элемент Водоворота

Гениальный Идиот

– Как тебе удалось это сделать? Как тебе удалось раздать Риннеган? Кто научил тебя?

– Нашлись учителя, – чуть раздраженно отозвался тот. – Я полагаю, наш разговор зашел в тупик, сенсей. Или Вы хотите узнать что-то ещё?

– Пожалуй, я понял тебя… Нагато, – проговорил Джирайя, заметив, как противник мгновенно принял боевую стойку.

Они атаковали вшестером, одновременно нанося точные, безжалостные удары, которые он кое-как отражал, отступая. Нужен был небольшой клочок времени, всего несколько секунд, чтобы проверить сформулированную гипотезу, чтобы перевести дыхание и все обдумать.

Мысленно он поблагодарил Пейна за оглушительный взрыв, позволивший ему скрыться под водой, незаметно утащив с собой одно из

тел противника – ниндзя-призывника – в барьер в жабьем желудке, где с ним довольно легко было расправиться созданным из последних сил Расенганом.

Джирайя тяжело дышал, прислонившись к стене и разглядывая лицо поверженного врага, показавшееся ему смутно знакомым. Точно. Он встречался с ним. Поморщившись от прострелившей руку боли, Отшельник коснулся пальцами лба противника, на котором красовался оставленный им же шрам. Если это и в самом деле тот самый шиноби, то, вероятно, он должен был давно быть мертв. «Яхико давно уже нет». Джирайя вскинул голову, ослепленный догадкой. Черт возьми, да они все мертвецы. Значит, Нагато… Это могло бы объяснить удивительное взаимопонимание и общее поле зрения. Верно! Теперь нужно было только проверить.

– Шима-сама, Фукасаку-сама, – обратился он к мудрецам, неподвижно восседавшим на его плечах.

– Надо отступать, Джирайя-чан! – не дав ему договорить, воскликнул Фукасаку. – Пока мы в барьере, он нас не выследит. Надо уносить ноги.

– Мне кажется, я кое-что понял, нужно только проверить, – пробормотал Джирайя, потирая истерзанную взрывом левую руку. – А для этого я должен еще раз взглянуть на остальных.

– Ты совсем умом поехал, малыш? – возмутилась Шима. – Покажись ты им на их треклятые глаза, они живого места на тебе не оставят.

– Я найду способ передать информацию, – упрямо проговорил саннин. – А вы должны забрать это тело Пейна, отнести его в Коноху и запустить план Б.

– Какой, к дьяволу, план Б, Джирайя-чан?! – продолжала голосить жаба. – Мы тебя здесь одного не оставим!

– План Б, Шима-сама. Нужно запустить план Б, – твердил Джирайя, потирая переносицу.

– С этим ма вполне может справиться сама, – нахмурился Фукасаку. – Я останусь здесь и помогу тебе.

– Спасибо, – негромко произнес саннин, опустив голову. – Я, кажется, сделал свой выбор.

Стоило ему появиться на поверхности воды, как все пятеро Пейнов окружили его. Едва он окинул фигуры быстрым взглядом, сомнений не осталось: он, безусловно, сталкивался с этими шиноби. Несмотря на рыжий цвет волос и то, что их лица были изуродованы вживленными трубками, он узнал их. И все они, насколько он мог судить, должны были быть мертвы. Значит, не Яхико, а все же Нагато и есть Пейн. Он каким-то образом смог воскресить эти тела, заставив действовать по своей воле, и позволил им использовать свою чакру и свои глаза. Вероятно, не последнюю роль играют и эти черные трубки. Но важнее всего то, что настоящего Нагато среди них нет.

Отшельник уже открыл было рот, чтобы сообщить обо всем Фукасаку-сама и отправить его в Коноху с информацией, как вдруг почувствовал резкую боль в горле. Его подкинуло в воздух, и в следующую секунду он рухнул на каменную плиту, пронзенный пятью стальными прутьями.

Он видел небо сквозь полусомкнутые веки. Дождливое серое небо, готовое вот-вот пролиться на землю очередным дождем. Вязкая, липкая боль разливалась по телу медленно, мучительно затягивая его в бездну небытия. Он почти не чувствовал обеих рук, зато отчетливо ощущал резкую боль в левом и правом подреберьях, солоноватый железистый привкус во рту, свидетельствовавший о пробитом легком. Сдавленный хрип вырывался из порванного горла при любой попытке что-то сказать. Чакра словно взбесилась от того, что в теле находились эти черные трубки.

Конец?.. Неужели конец? Он проиграл? Он всех подвел? Черт! Он, наверное… умирает?

Джирайя никогда не понимал, что подразумевают люди под фразой «Перед смертью

вся жизнь пролетает перед глазами». Его жизнь всегда была под завязку наполнена множеством событий, действий, людей, которые в ту или иную минуту сыграли в ней разноплановые роли. Его жизнь всегда бурлила, кипела, не останавливалась. Его жизнь была подобна вздоху полной грудью, он не признавал полумер и полутонов. Он повторял про себя запавшую в душу еще в раннем детстве фразу: «Главное не то, как ниндзя живет, а то, как он умирает». А умереть он всегда мечтал героически, но при этом мгновенно. Чтобы не думать. Чтобы не успеть почувствовать. Чтобы не мучить себя и не докучать окружающим беспомощностью, страдальческим лицом и мученическими вздохами. Поэтому искренне не понимал, как можно уместить всю его многогранную и разностороннюю жизнь в одно единственное мгновение, которое разделит все на “до” и “после”.

Теперь он понял, как ошибался. Он видел всё. Лица родителей, слегка размытые, будто на старых фотографиях. Нарочито суровый взор Сарутоби-сенсея и его скупые на эмоции одобрительные кивки. Хитрый прищур и ехидно-снисходительную ухмылку Орочимару (он и представить не мог, что перед смертью будет вспоминать старого Змея). Нежные, мягкие и послушные волосы Цунадэ, ее теплые губы с легким привкусом саке. Осколки образов всех его учеников. Задорный смех Яхико, сосредоточенно сведенные на переносице брови Нагато и тонкие пальчики Конан, ловко складывавшие бумажного журавлика. Теплую улыбку Минато, его не по годам мудрый взгляд. Вечно всклокоченные, пепельно-серые волосы Хатаке. Какие-то обрывки, красочные образы, заставившие работавшее из последний сил сердце Отшельника болезненно сжаться… Все это вращалось, словно в калейдоскопе, вокруг единственного, самого яркого образа. Небесно-голубые, открытые и честные глаза, обрамленные пушистыми светлыми ресницами. Он видел в них именно то, что так любил в своем последнем ученике, что так ценил в этой жизни, что он считал неотъемлемыми качествами главного героя книги: неуемная энергия, юношеский задор и несгибаемая воля. «Я никогда не отказываюсь от своих слов! Таков мой путь ниндзя!»

Джирайя зажмурился. Он не мог позволить себе умереть вот так. Не мог позволить, потому что Наруто был его учеником. Не мог позволить, потому что таков и его путь ниндзя. Потому что он тоже не хочет сдаваться. Потому что он тоже будет защищать. Потому что…

Собрав по крупицам последние силы, он активировал чакру в указательном пальце правой руки. Фукасаку-сама понял его с полувзгляда.

Жестокая ирония. Он, будучи писателем, никогда не умел найти нужных слов, чтобы сказать им всем, каждому из них, как они для него дороги. Фразы вертелись на языке, обрастали эпитетами и метафорами, но почему-то всегда превращались в неловкие скабрезные шутки, абсолютно не выражавшие главную мысль. А теперь, когда нужные, достаточно сильные, такие важные для него слова были готовы сорваться с губ, он не мог не то что сказать, но даже написать их. Его последнее послание не будет отражать его чувств, оно будет четким указанием к действию. Наверное, так действительно лучше, так правильнее…

Джирайя откинулся на спину, тяжело дыша и ожидая вновь увидеть небо. Но вместо него его взгляд встретился с проклятыми глазами-Риннеганами на бледном, испещренном уродливыми трубками лице противника. Пейн стоял над ним, зажав в занесенной для последнего удара руке черный штык. Собирался добить? Разумеется. Он сам всегда твердил своим ученикам, что поле боя нельзя оставлять, пока противник не испустил последний вздох. Он смотрел в глаза Рикудо неподвижно, без страха, не жмурился, не отводил взгляда. Несмотря на то что они находились на чужом лице, теперь он безошибочно видел в них Нагато – тощего парнишку с серьезным и грустным взглядом. На мгновение ему показалось, что в сиреневых радужках и черных зрачках промелькнуло раскаяние, мука и бесконечная печаль. Темно-серые глаза с сомнением прищурились.