Эльфийская сага. Изгнанник
Шрифт:
Сирилл с трудом пересек перекресток. Большую часть столицы засыпало шатрами и палатками наемников. Около дворца и по окраинам было не протолкнуться ни днем, ни ночью. Благо, хоть в кварталы знатных эльфийских семей высоких родов пришлых из Верхнего Мира не допустили.
Справа в безмолвии лежала городская площадь, украшенная фонтанами. Тускло поблескивали фонари. Неподвижные статуи пятнали плиты длинными острыми тенями. По левую сторону тянулись многочисленные увеселительные заведения. Вот, где царили жизнь и веселье Мэремэделя. Из окон, залитых светом, неслись тосты, звон бокалов и кубков, плеск вина, громкий
— За будущие победы! — Летели речи из «Ночной Кутерьмы».
— Мы пронесем наши знамена на Запад во славу Иссиль! Здравься Луноликая! — Слышались здравицы из «Парада греха».
— Хаос на нашей стороне! Именем Хаоса мы победим! — Эхом отдавались хвальбы из «Ламуритина».
Командор забрал южнее и решил срезать путь через благоухающий сквер. Высокие сухие кроны сомкнулись над головой, вокруг стало темно и тихо — гнет печалей сильнее навалился на плечи молодого шерла. Он поднял руку и медленно потер подбородок с ровным шрамом. Его темная душа болела, как загноившаяся рана, и трещала по швам, как ветхое, давно истлевшее полотно: каково жить, загнанным в ловушку, когда нет путей к освобождению? Каково принимать это каждый новый день и знать: ни завтра, ни послезавтра, ни через тысячу лет ничего не изменится?
Издали донеслись обрывки фраз. Сирилл напряг острый слух и сразу же задохнулся от гнева. Говорили следующее:
— Слышали бы вы, как он верещал, когда Его Величество вбивал в его руку клинок! Как умолял о пощаде и стонал, как продажная девица! И такой, как он был нашим главнокомандующим?
— Старый король был глупцом, назначив любимца Габриэла руководить нами!
Мерзавцы! Желание набить рожи наглым лжецам распалило темное сердце и мгновенно стало делом воинской чести и совести. Сирилл круто развернулся и пошел напролом, продираясь через колючие сухие кустарники роз. Питейня «Без дыхания» появилась через минуту. Полутемное крыльцо облепила пятерка рядовых солдат. Вскидывая бронзовые кубки и полупустые бутыли, они громко смеялись и вели непристойные речи, порочащие имя бывшего старшего маршала.
— Этот выскочка из рода Дракона и Змеи занял пост только благодаря тому, что был фаворитом Теобальда! Хвала Иссиль, мы его больше никогда не увидим и не приклоним колени перед этим любителем порядка…
— Ты так смел, потому что шерл Габриэл изгнан и не сможет дать достойного ответа или ты просто пьяный дурак, который не ведает, что несет? — Грозный окрик поубавил солдатский смех.
Темные эльфы обернулись. Кто-то возвышался среди пустынной улицы, прожигая болтунов горящими глазами. Смольную копну волос и полы черного плаща, перевязанного по талии темным поясом, колыхали весенние сквозняки. Руки лежали на эфесе клинка, покоившегося в узорных ножнах на перевязи. В блеклых отсветах сверкало кольцо рода Фамил'Насэ — пред ними предстал шерл Его Величества.
Ужас охватил королевских солдат. Они виновато прижали уши и поникли плечами. Руки с кубками и бутылями повисли плетьми.
— Приносим извинения, — пробурчал самый разумный, и видимо, самый трезвый. — Мы не хотели оскорбить шерла Габриэла.
— И, тем не менее, оскорбили. — Воинственно молвил Сирилл. — Вы знаете, какое наказание грозит рядовому за оскорбление вышестоящего лорда?
Темные эльфы переглянулись. Сирилл узнал в троих провинциалов. Братья из Аманы и солдат,
Плечо второго солдата перетягивала плеть, свернутая кольцом. Запястье правой руки было кривым и сухим, как изломанная ветвь умирающего древа. Он смотрел исподлобья хищническим взором, — так же, как смотрел на несчастных распятых пленников перед страшными пытками его старший братец-надзиратель Эрл по прозвищу Плетка. Сирилл узнал его: весь облик Керла, сына Клианна лучился темной неприкрытой злобой. Теперь понятно, кто распускал ядовитый язык, пороча имя своего старого недруга.
— Знаем, шерл, — не поднимая головы, ответил Рагнар. — Мы готовы…
Но неожиданно вперед выскочил эльф из Угольной Лощины:
— Наказание несет тот, кто оскорбил благородного жителя Мерэмедэля! А Габриэл был признан виновным и изгнан из Эр-Морвэна. Он нам больше не сородич. Он — чужак. За оскорбление чужака наказания не существует! Вы не смеете нам угрожать!
В голосе провинциала звенела ярость. Дерзко, недальновидно, опасно для здоровья. Сирилл скрипнул зубами: неуважение, проявленное к нему селянином, рожденным в низших кварталах, он, возможно, и стерпел, но опороченное имя изгнанного друга требовало немедленно отмщения. Таковы были законы темного народа, и коли, подвыпивший вольно или невольно это позабыл, командор с радостью был готов научить уму-разуму невежественного дурака.
— Чужак, говоришь? Не смею угрожать, думаешь?
— Не смеете! — Рявкнул солдат, швырнув бутыль через перила и выкатив грудь колесом.
Клинок взмыл в темненные своды без шума. Белый сполох упавшей звезды разрезал полумрак крыльца. Командор махнул рукой и сделал шаг назад. С обнаженного лезвия сорвалась густая капля.
Эльф из Угольной Лощины пошатнулся, дернул щекой и завалился на ступени. По камню потекла маслянистая кровь. Сирилл метнул горящий взгляд к четверке и хрипло спросил:
— Кто еще желает оспорить мое право карать или миловать?
Эльфы отпрянули, завалились на колени, и покорно склонили головы — бросать вызов воину-шерлу, новых желающих не сыскалось. И хотя, Керл, сын Клианна полыхал черной злобой, рта он предусмотрительно не раскрыл.
Дверь питейной распахнулась. Яркий золотой свет залил округу. Голоса и крики обрушились горной лавиной, на крыльцо посыпались встревоженные шумом посетители, большинство — навеселе.
— Что здесь происходит? — Королевский гвардеец вышел вперед, расталкивая локтями зевак.
Оглядев убитого, потом Сирилла, он резво припал на колено, отдавая честь.
— Простите, не признал.
— Встань, — сказал он стражу. — Этого, — указал на мертвое тело, — убрать. Этих, — кивнул на четверку стоявшую на коленях, — под арест на неделю.
— Слушаюсь, — склонил голову гвардеец и обнажил оружие. — Встать! Руки за спину!
Сирилл вернул оружие в ножны и вошел в питейную. В мире под толщей горы близилось утро, в мире под солнцем — на земли ложились длинные тени раннего вечера. Самое время забыться вином.