Элизабет Тейлор
Шрифт:
Зная отвращение мужа к болезням, Элизабет неизменно утверждала, что с тех пор, как влюбилась в Бертона, она не болела ни единого дня. Хотя на самом деле она то и дело простужалась, подхватывала грипп, ложилась в больницу на операции — включая две по случаю геморроя и еще одну — удаление матки, что явилось для нее серьезной эмоциональной травмой.
«Я бы отдала за это все на свете, — заявила она. — Я согласна жить в лачуге — если бы только могла подарить Ричарду ребенка».Утратив способность к зачатию, Элизабет начала делать публичные заявления о своих намерениях усыновить еще одного ребенка. Сначала она говорила, что хочет усыновить еврейского мальчика, затем африканского
«Усыновление ребенка требует гораздо большей взвешенности при принятии решений и больших приготовлений, нежели подчас случайный факт зачатия, — заявил он. — У нас достаточно денег, чтобы окружить себя собаками и кошками, но мы не имеем права рисковать судьбой ребенка, которому собираемся дать наше имя».
В то время с Бертоном вообще было лучше не говорить о детях, поскольку у него возникли серьезные проблемы с пятнадцатилетним Майклом Уайлдингом-младшим.
«Давай посмотрим правде в глаза, — сказал он Элизабет. — Наш сын — хиппи. Он отрастил себе волосы до плеч, и его ни за что не удержишь в школе. Я говорю Элизабет, что нам надо предпринять одно из двух — либо не обращать на него внимания, либо устроить ему хорошую взбучку, чтобы он по гроб жизни ее помнил. Элизабет тоже переживает, но она предпочитает рассуждать вроде: «Он имеет право носить волосы так, как ему нравится. Это его право как личности». Мы постоянно из-за этого спорим, и, как ни странно, единственный, кто полностью со мной согласен, это Майкл Уайлдинг, его родной отец. Он одобряет мои строгие меры».
Колеся по свету, Бертоны препоручали заботу о своих детях другим. Когда юного Майкла выставили из Миллфилда, самой дорогой подготовительной школы в Англии, Бертоны отправили его к Говарду, брату Элизабет, на Гавайи. Там он и повстречался с Бет Клаттер. В 1970 году, в завершение своего романтического путешествия по Ближнему Востоку, Майкл и Бет решили пожениться. Ему было семнадцать, ей девятнадцать.
Получив это известие, Бертон взорвался. У Майкла даже не было ни школьного аттестата, ни работы, ни профессии. А вот Элизабет, наоборот, пришла в восторг, заявив, что женитьба поможет ему остепениться. По ее настоянию, гражданская церемония состоялась в лондонском Кэкстон-Холлс, том самом, где в 1952 году Элизабет вышла замуж за отца Майкла.
«По-моему, именно это событие снова подтолкнуло Ричарда к рюмке, — вспоминал один из знакомых Бертонов. — По-моему, ему для уверенности в себе требовался глоток-другой, чтобы выстоять шафером рядом с юным пасынком, одетым в бархатный малиновый кафтан и с волосами ниже плеч».
На виду у сотен фоторепортеров Элизабет, вся в белом, встала рядом с сыном. Невеста же, также в белом платье, на собственной свадьбе оказалась как бы в тени.
«А вот и мать жениха!» — вещали на следующий день аршинные газетные заголовки.
Элизабет устроила в честь молодых прием с шампанским в отеле «Дорчестер», а также сняла специальный номер «люкс» для молодоженов. Позднее она подарила им «Ягуар» и чек на внушительную сумму, «чтобы встать на ноги». Ричард от своего имени купил для них в Лондоне особняк стоимостью 70 тысяч долларов.
Через несколько недель Бет Уайлдинг объявила, что ждет ребенка.
«Я хотела малыша, — рассказывала она. — А вот Майк не очень-то хотел стать отцом. Он вообще не знал, чего ему хочется... Я не знала, что мне делать... Я обратилась за советом к Элизабет, и она сказала мне, что просто счастлива, что у меня будет ребенок. У меня возникло такое чувство, будто она сейчас со мной и держит меня за руку. Она
«Ей нравилось делать мне подарки, и она не скупилась на них. То она присылала ко мне какого-нибудь модельера, чтобы подобрать для меня коллекцию одежды, то иногда сама выбирала для меня и себя наряды, а иногда доверяла это дело мне. Она купила мне несколько прекрасных вещей — роскошных шифоновых платьев».
Когда Бертоны отдыхали на своей яхте в Монте-Карло, Бет Уайлдинг произвела на свет девочку, которую назвали Лейла. Они тотчас вылетели к ней в Лондон. Элизабет прибыла в аэропорт в белых кружевных шортах, открытой кружевной маечке и белых сапогах до колен на шнуровке. В ушах у нее болтались громадные круглые серьги, разумеется, золотые.
«Я так взволнована, — заявила она репортерам. — Я до сих пор не могу в это поверить — это тот самый ребенок, которого так недостает нам с Ричардом».
«Верно, — подтвердил Бертон. — Мы уже давно подумывали о том, чтобы усыновить еще кого-то».
«Эй, Лиз, — крикнул кто-то из репортеров. — Ну и как чувствовать себя бабушкой?»
«Вы знаете, почему-то все думают, что это должно меня пугать. Глупости. Уж если быть до конца честной, было куда страшнее, когда мне исполнилось тридцать, чем сейчас, когда я стала бабушкой».
На следующий день газеты уже кричали, что тридцатидевятилетняя красавица — самая потрясающая бабушка в мире. Однако в глубине души Элизабет считала себя скорее матерью девочки, чем бабушкой.
«Элизабет была ужасно счастлива, когда родилась Лейла, — вспоминала Бет Уайлдинг. — Она покупала малышке одежду от Диора и любила брать ее с собой. Тогда она могла возиться с Лейлой до бесконечности».
Чтобы не расставаться с малышкой, Элизабет настояла, чтобы Майк Уайлдинг-младший получил в ее фирме «Зи энд Ко» место ассистента фотографа. Однако тот не любил рано вставать, чтобы вовремя успеть на работу, и поэтому скоро бросил это занятие. Тем не менее, Элизабет продолжала материально поддерживать его семью. А вот людей, которых он приводил домой с улицы, содержать отказалась. Майк решил оставить свой лондонский дом, стоивший 70 тысяч долларов, мечтая основать «коммуну» в скалистых горах Западного Уэльса.
«Я не хочу жить так, как живет моя мать, — объявил он. — Для меня, как, наверное, и для других людей, это кажется чем-то фантастическим. Мне просто по фигу все эти бриллианты и прочая дребедень. По-моему, я всегда в душе восставал против всего этого».
Элизабет умоляла его одуматься, однако сын даже не желал ее слушать. Забрав жену, ребенка, три матраса, цветной телевизор и на 40 тысяч долларов электронного оборудования, включая колонки, ударную установку и гитары, он удалился в Интервуд, глухую деревушку в горах Уэльса.
Ричард Бертон со злостью воспринял тот факт, что пасынок бросил Лондон ради убогого существования в Уэльсе.
«Я изо всех сил выбивался в люди, а этого парня потянуло назад в дерьмо, — заявил он. — Я стараюсь не вмешиваться и все равно никак не могу успокоиться. Подумать только, чего мне стоило выбраться оттуда!»
Обязанности Бет Уайлдинг в коммуне включали стряпню и уборку за шестерыми плюс заботу о собственном ребенке. Через пару месяцев она оставила Майкла одного, а сама переселилась с Лейлой к Бертонам в отель «Дорчестер».