Элизабет Тейлор
Шрифт:
«Ричард относился к своему брату, как к отцу, — рассказывал Эдвард Дмитрык. — И смерть Айвора тяжело на нем отразилась. Ричард на несколько дней уехал на похороны в Уэльс. Когда он вернулся, то оказалось, что свое воздержание он оставил где-то в горах Уэльса».
Теперь Бертон пил с тоски и от злости, пил, можно сказать, не просыхая.
Чтобы ответить Бертонам взаимностью на их приглашение, британский посол и миссис Дерек Додсон устроили в их честь обед, который приурочили к восьмой годовщине их супружества. Туда были также приглашены швейцарский посол с супругой, Эдвард и Джин Дмитрык, Джои Хезертон и атташе американского посольства
«Это был какой-то кошмар, — вспоминала супруга американского атташе. — Казалось, он затянулся на целую неделю, а не всего лишь на одну ночь. Ричард напился до чертиков. Он принялся строить из себя идиота и оскорблял всех присутствующих, в том числе и Элизабет. Между супругами завязалась настоящая словесная перепалка. Это был какой-то ужас!»
Ричард, прибыв в резиденцию посла, тотчас потребовал у лакея чего-нибудь выпить. Тот принес ему аперитив на серебряном подносе.
«Зачем совать мне это дерьмо! — возмутился Ричард. — Мне хочется выпить. Есть у вас что-нибудь покрепче?»
Элизабет схватила атташе за рукав. «Пожалуйста, помогите мне, — взмолилась она. — Я не знаю, что мне делать».
Пока подавали коктейли, Ричард пил без передышки, читая при этом дочери Додсонов стихи Дилана Томаса. Все присутствующие, затаив дыхание, слушали его глубокий, мелодичный голос, однако когда гости перешли к обеденному столу, Бертон оставил без внимания специально приготовленную для него куропатку и налегал исключительно на спиртное. Положив руку на бедро супруги атташе, которая сидела с ним рядом, он драматическим шепотом произнес:
«Надеюсь, ты ужасно рада, киса, что познакомилась со мной?»
«Только не с пьяным», — прозвучало в ответ. «Знаешь, а ты бы здорово смотрелась в кино». «Неужели?»
«Я бы повторил еще раз, да боюсь подавиться», — процедил Бертон сквозь зубы.
«Он беспрестанно повторял, как ему надоело быть актером, как это унизительно, — вспоминала его соседка по обеденному столу. — Казалось, что он ненавидит самого себя».
Без всякого предупреждения, Ричард повернулся к атташе и заявил:
«А ты ничуть не похож на американского дипломата. Зато похож на греческого».
Атташе в душе возмутился, однако, не желая оскорблять сидевшую рядом с ним Элизабет, промолчал. Супруга швейцарского посланника нервно заерзала и в результате оказалась следующей жертвой.
«Вы явно напоминаете мне голодного стервятника, — заявил ей Бертон. — Чего хорошего ждать от вас, швейцарцев».
«Ричард!» — одернула его Элизабет.
«Если у вас не найдется хороших слов ни о ком из присутствующих, то, боюсь, остаток вечера будет вам мало приятен», — сказала хозяйка.
«Совершенно верно», — ответил Бертон, громко рыгнул и вышел вон.
Оскорбленная пьяными выходками мужа, Элизабет извинилась перед каждым из присутствующих и всю оставшуюся часть вечера пыталась загладить вину тем, что старалась поддержать непринужденную беседу.
«Ее самообладанию можно было позавидовать, — вспоминал один из гостей. — Она оживленно разговаривала со всеми присутствующими и откровенно делилась своими проблемами. Помню, она обратилась ко мне с вопросом о том, как, на мой взгляд, следует воспитывать детей: «Как вы это делаете?» Она рассказала мне, что ее сын недавно ушел в коммуну, и она
На следующий день британский посол и его супруга получили огромный букет цветов, после чего последовал телефонный звонок от самого Бертона. Он извинился за свое вчерашнее поведение и пригласил их вместе с дочерью посетить съемочную площадку, чтобы посмотреть, как он работает. На их счастье, приглашение не распространялось на вечер — в противном случае Додсонам пришлось бы стать свидетелями повторения старой истории. Ричард, которому по плану предстояло допоздна сниматься на улицах Будапешта, прибыл в очередной павильон уже на взводе. Схватив Натали Делон за руку, он затолкал ее в «роллс-ройс» и укатил прочь.
«Это было начало долгого кошмара, — вспоминал режиссер. — Бертон нередко по утрам прибывал на студию уже будучи пьяным и всегда бывал пьян днем, когда съемки заканчивались... Но все его партнерши за исключением, пожалуй, одной мисс Лиззи — все равно влюблялись в него, и когда Элизабет уехала из Будапешта, он отвечал на их знаки внимания...»
Приближенные Элизабет поставили ее в известность о том, что происходит, и она перестала ежедневно сопровождать Бертона на съемочную площадку, появляясь только тогда, когда у него по графику стояла любовная сцена.
«Уж если у кого и бывал повод для ревности, — вспоминала она позднее, — так это у меня во время съемок «Синей бороды». А еще там была одна особа, которая вкладывала в некоторые сцены слишком много страсти. Более того, она была в чем мать родила. Уж я врезала ей по физиономии, за все ее старания. А Ричард! Да я со счету сбилась, сколько тарелок я разбила о его голову! Но чего я действительно не могла вынести, так это то, как сильно ему нравилось, когда эта актрисочка выставляла напоказ свою страсть».
Однажды Элизабет присутствовала в павильоне, когда Ричарду предстояло сыграть любовную сцену с Джоан Хезертон — позднее актриса призналась, что присутствие Элизабет действовало ей на нервы:
«Я должна была целовать его и при этом смотреть ему в глаза, — рассказывала она. — Элизабет сидела так близко к камере, что вместо того, чтобы смотреть в глаза ему, я смотрела в глаза ей. Она держалась очень мило и даже улыбалась мне, но все равно я сильно нервничала».
Для Элизабет это было кошмарное время — она была более не в состоянии контролировать пьянство мужа, а также неотступно держать его при себе. Окончательно отчаявшись и погрузившись в депрессию, она практически проводила все время в отеле «Интерконтиненталь». Бертон тем временем вовсю ухаживал за своими партнершами. Наконец, чтобы проучить мужа, Элизабет решила в отместку ему развлечься с тем единственным человеком, к которому Ричард мог ее приревновать. Она позвонила в Рим Аристотелю Онассису и договорилась с ним о встрече в «Остариа дель Орсо». Вечер был окончательно загублен — полиция устроила настоящий переполох, арестовав двадцать семь папарацци, которые решили взять ресторан штурмом, дабы запечатлеть на пленку, как муж Жаклин Кеннеди и жена Ричарда Бертона обедают в компании друзей — но без собственных супругов и супруга.