Элизабет Тейлор
Шрифт:
Элизабет в одиночку вернулась в «Гранд-Отель», позвонила своей свите в Будапешт, а затем в пять утра набрала номер Ричарда. «Немедленно убери эту бабу из моей постели!» — кричала она. Через несколько часов, уже находясь в павильоне, Бертон рассказывал о этом телефонном звонке Эдварду Дмитрыку, удивляясь проницательности своей жены.
«И как это она догадалась? — недоумевал он. — как она только могла догадаться?»
«Можно подумать, ты не знаешь, что тебя окружают фискалы? — недоверчиво спросил его режиссёр. — Господи, да ты в носу не можешь поковырять, чтобы Лиз об этом не узнала. Пора бы знать об этом».
Через несколько дней пресс-агент Бертона
«Хорошо подобранная пара неудачников», — писала «Таймс».
«Нудное, утомительное исследование рушащегося брака двух незначительных личностей», — отзывался «Голливудский репортер».
«Получаешь то же удовольствие, что и от присутствия при вскрытии трупа», — заключила «Вэрайети».
В профессиональном отношении Бертоны опустились до самой низкой отметки. В личной жизни их совместное существование осложнялось все новыми скандалами, душевными терзаниями и безысходностью. Буквально через несколько месяцев последовал кошмарный распад этого некогда прославленного брачного союза.
ГЛАВА 21
До Элизабет я понятия не имел, что такое всепоглощающая любовь, — заявил Ричард Бертон в июне 1973 года. — Единственное неудобство заключается в том, что если вас любит такая женщина, как Элизабет, она не успокоится до тех пор, пока не завладеет и вашей душой. Что касается меня — то я требую абсолютной верности. Наши характеры не располагают к семейной идиллии».
Рассвирепев на мужа, Элизабет одна улетела в Калифорнию, чтобы избежать взрыва и окончательно не загубить их супружество. В Беверли-Хиллз она устроила обед для старых друзей — Питера Лоуфорда, Лоренса Харви с женой Полин, доктора Рекса Кеннамера, Родди Макдауэлла, Джорджа Барри. Они ели обжигающие «чили кон карне», пили «Столичную» водку и смотрели «Ночную стражу» — фильм с участием Элизабет и Лоренса Харви, снятый незадолго до этого. На протяжении всего вечера Элизабет даже не пыталась скрывать, что чувствует себя совершенно несчастной.
«Женщины неизменно отдавали себя на милость Ричарду Бертону — без каких-либо условий и оговорок, даже не пискнув, — сказала она в какой-то момент. — Но только не я. На меня у него нет никаких прав».
Тем не менее, когда через несколько дней Бертон ей позвонил — с тем, чтобы предупредить, что не приедет к ней в Калифорнию, как то было заранее договорено, — Элизабет немедленно вылетела на Восточное побережье, чтобы немного побыть с ним в гостях у их адвоката Аарона Фроша в местечке Куог на Лонг-Айленде. Пропустив для храбрости стаканчик, Ричард встретил ее в аэропорту в лимузине с шофером. Не успели они доехать до дачи адвоката, как Ричард уже велел ей проваливать подальше, чтобы глаза его ее не видели. Вся в слезах, Элизабет была вынуждена подчиниться, велев шоферу отвезти ее назад — в Нью-Йорк, в отель «Ридженси».
Там она позвонила своему пресс-агенту и 4 июля 1973 года приняла свою собственную Декларацию независимости.
«Я твердо убеждена, что для нас с Ричардом имеет смысл некоторое время пожить раздельно, — говорилось в ее заявлении. — Возможно, мы слишком сильно любили друг друга — я никогда не верила, что такое возможно. Но мы то и дело залезали друг к другу в карман, никогда не
Прежде никакая кинозвезда не решалась публично заявить о своих личных проблемах, но ведь Элизабет Тейлор прекрасно знала, что она не просто кинозвезда. В свои сорок с небольшим она превратилась в легенду и являлась женщиной, чья слава и чья красота на протяжении тридцати лет завораживали весь мир. Она стала явлением мирового масштаба, и ее заявление тотчас же породило громадные заголовки в газетах всего мира, потеснив на первых страницах даже Никсона и Уотергейтский скандал. Сделав свое заявление, Элизабет улетела на частном самолете в Калифорнию, оставив репортеров и фотографов рыскать по Лонг-Айленду, в надежде узнать мнение Бертона.
Сидя за столиком со стаканом водки в руке, Бертон устроил нечто вроде пресс-конференции. Было видно, что мелодраматическая выходка жены его только позабавила.
«К тому шло, к тому шло, — заявил он. — Знаете, когда двое вспыльчивых людей то и дело обрушивают друг на друга свой гнев, а иногда, чего греха таить, доходит дело до рукоприкладства, что ж, как я уже сказал, к тому все шло. Нельзя тереть две палки друг о друга и не знать, что в результате вспыхнет огонь. Возможно, толчком ко всему послужило мое равнодушие к личным проблемам Элизабет, — продолжал Бертон. — Ведь у меня всего лишь двадцать четыре часа в сутках. Я читаю, пишу, снимаюсь. Элизабет же постоянно выискивает для себя проблемы — не одни, так другие. То она переживает из-за своей фигуры, то из-за семьи, то из-за цвета зубов. По ее мнению, я должен все бросить и целиком посвятить себя ее проблемам, а я не могу...»
«Возможно, здесь виной что-то еще. Не знаю. Женщины — странные создания. Кто возьмется сказать, что там происходит в голове у женщины? Я не разговаривал с ней после этого ее заявления. Самое страшное, что я нахожу все это ужасно комичным. Что ни говорите, а ситуация просто потрясающая».
Когда же один репортер спросил его о возможности развода, Бертону стало не до смеха.
«Нет никаких поводов для сомнений в нашей любви и преданности друг другу, — заявил он. — И я вовсе не считаю, что мы с Элизабет разошлись... Просто временно наши личные и профессиональные интересы вынуждают нас жить порознь. Между прочим, даже паспорт Элизабет хранится у меня. Неужели это говорит о том, что она меня бросила?»
Остальной мир тоже ломал голову над этой размолвкой, однако никто не верил, что она продлится долго.
«Они разошлись, потому что они Бертоны, а это — невыносимое напряжение, — заявил Питер Устинов. — По-моему, нам следует ждать их примирения».
«Я легко могу себе представить, как этот здоровенный валлиец опускается на колени и с хитрецой в глазах вымаливает у нее прощение, — заметил Лоренс Харви. — Элизабет, выслушав его и простив, гоже в экстазе опускается на колени — и они снова упадут в объятья друг к другу».