Ёлка для Ба
Шрифт:
– Ревность, - определил Ю.
– Типичный случай, неоднократно описанный в литературе: борьба ревнивой памяти и реальности. Память исторгает из себя тоже реальность, но это реальность потусторонних миров.
– Дубровский, - с презрением сказала мать, - из потусторонних миров известия сюда не доходят, как бы это ни было желательно. Возьми хоть своего дядю Борю. А о Шереметьевой постоянно доходят, как бы это было нежелательно.
– Ни нежелательно, - поправил Ю.
– Пушкин!
– воскликнула мать.
– Не о Шереметьевой мы начинали говорить, а о порядке в доме!
–
– Мы остановились на том, почему же Вале может быть обидно, что Ба сама ходит на базар. Казалось бы, совсем наоборот, ей меньше работы.
– А если у тебя отнять топку печи, - спросила мать, - под предлогом, что ты плохо справляешься с этой работой, тебе разве не будет обидно?
– Нет, - отверг Ю, - я вообще за центральное отопление. Возросший уровень...
– Вале не обидно, - вставила Изабелла, - а тревожно, потому что под угрозой оказалась её копилка.
– Не в первый раз слышу об этой копилке, - встрепенулся отец, - кто-нибудь объяснит, что она такое?
– Да, - поддержал его Ю, - ты обещала объяснить, Изок.
– А вы прислушайтесь перед сном, - посоветовала Изабелла.
– И услышите звон на антресолях. Это не проверка будильника, это Валя встряхивает свою копилку.
– Допустим, - пожал плечами отец.
– Так и что же?
– А то, что у неё были свои основания затеять скандал, - сказала мать. Может, после скандала Ба откажется от затеи ходить на базар и сверять тамошние цены с теми, о которых докладывает Валя.
– Так, значит, Ба для этого ходит на базар?
– задумался Ю.
– Не думаю, - отрезала мать, - но и у нас есть свои основания затеять нет, не скандал!
– перестройку порядка в доме.
– Послушайте, - вскричал вдруг Ю, - так Ба... действительно ходит на базар сама! Вот это новость!
Пауза была длинная и глубокая.
– Проснулся, - расчётливо выдержав фермату, сказала мать.
– Теперь скажи: доброе утро... А потом, что и эта новость - лучшее свидетельство возросшего благосостояния граждан разрушенной войной страны. Ещё бы! Вместо одного ежедневного похода на базар граждане могут себе позволить два.
– И выхлопные газы нынче дешевле верёвки, - заметил отец.
– Но не надёжней, - возразила мать, - судя по твоей графине. Итак, установлено, что порядок в доме - это дискриминация. Также установлено, что мириться с этим не хочет больше никто, даже... заядлые интернационалисты.
– Допустим, - сказал отец, - что установлено: Ба ходит на базар по каким-то своим причинам. Ну и что? Уверен, она решила делать моцион, своеобразную гимнастику, и никому об этом не сообщила. Кто станет трубить о том, что начал замечать свой возраст? Только не Ба. Я сам бы, если б не нога...
– Во-озраст, - искривила губы мать, - какой ещё возраст? Разве это не она призналась нам, что ещё вполне способна завести ребёнка?
– С чего бы это, - выпятил нижнюю губу Ю.
– Господи, да с того же, что и все! Можно подумать, для этого многое нужно...
– По-моему многое, - обиделась Изабелла.
– Квартира, хорошая работа...
– Муж для этого нужен!
– бросила мать.
– Я-то знаю, о чём говорю, рожала за занавеской в общежитии. Это тебе многое
– Не заходи далеко, - предостерёг отец.
– А тебе бы, - обрадовалась мать, - как раз помолчать. Чтобы дать мне повторить: да, ей немного нужно. Достаточно небольшой гимнастики на базарном аттракционе.
– Что за бред!
– воскликнул отец.
– Почему именно мне молчать, почему именно на аттракционе? А... опять какие-то твои бабьи штуки.
– Вот именно, - нехорошо улыбаясь, согласилась мать, - бабьи. Бабушкины.
– Ба, - автоматически подправил Ю.
– Нет, брат, ты не прав.
– Что? И ты, брат... туда же?
– воскликнул отец.
– Что ты-то понял во всём этом?
– Я про моцион, - объяснил Ю.
– Про гимнастику. А в этом деле я кое-что смыслю. Вот, возьмём в пример Леонида Мешкова, пловца, чемпиона мира. У него обе руки были разнесены миной вдребезги. Однако, настойчивыми упражнениями ему удалось вернуть себе не только подвижность рук, но и спортивную форму. Упорство и ещё раз упорство. Леониду Мешкову и твоя нога не была бы препятствием для гимнастики, и в итоге - он не носил бы протез. Возьмём иной пример, Наташа Защипина в фильме "Жила-была девочка"...
– Жил-был мальчик!
– вскричал отец.
Во время сентенции Ю у него медленно отваливалась нижняя челюсть, и ему не сразу удалось вернуть её на место. Усилия, приложенные к этому гимнастическому упражнению, свидетельствовали о наличии и у него необходимого чемпионам упорства.
– Не смей, наглец! Сопляк! Где ты был, когда я на пузе к фашистам в тыл ползал, и потом на костылях...
Голос отца сорвался.
– Я был в Омске, где, работая ночью на заводе, днём занимался гимнастикой и боксом, чтобы держать спортив... боевую форму, - сообщил Ю.
– Ты не считаешь это серьёзным делом, вот почему ты и ползал на пузе. Физическая подготовка вообще в нашей армии оставляла желать лучшего, этим в общем и объясняются поражения первых лет войны. А в частности, потому-то мы и говорим с тобой на разных языках.
– У меня была моральная, моральная подготовка, и именно потому я говорю на нормальном, человеческом языке, - просипел отец.
– А ты на языке подписей к иллюстрациям к Ломброзо. Как же нам понять друг друга?
– К сожалению, - вмешалась Изабелла, - русский язык таков, что постоянно провоцирует непонимание. Он слишком многозначен. Не зря в прошлом образованные люди выясняли отношения по-французски. Но лучше это делать по-английски.
– Я говорю на немецком получше, чем ты на своём дурацком английском, быстро заговорил отец, пытаясь прочистить охрипшие связки, - который есть попросту испорченный немецкий, у тебя же - вдвое. А насчёт французского, то не мне про это рассказывать: у меня-то есть опыт общения с теми в прошлом образованными людьми. От всего учения той барыньки у меня остались одни только гнусавые вздохи, и ни одного слова. Мальчишку отдадим только в ту школу, где проходят язык разумно организованный, не изуродованный вздохами и не уродующий говорящего на нём. А твой однозначный язык, на котором пишется "Манчестер", а читается "Бирмингем", изуродует любого. Посмотри-ка на себя.