Ёлка для Ба
Шрифт:
– Ну да, - согласилась Изабелла, - и мальчишка станет использовать свои знания немецкого языка не в Вене, а в Поволжьи.
– В Средней Азии, - поправила мать, - у тебя устаревшие сведения. Но моему сыну будет полезней изучать рыночный жаргон, чем даже и немецкий. Вспомните, он тоже шастает для моциона на базар. Там, на базаре, есть свои Леониды Мешковы, с которых можно брать пример. Есть свои чемпионы, пусть и не по плаванию, а по стрельбе.
– По игре в три листика. Этот ваш Сандро Сандрелли стал мне поперёк глотки, -
– Даже жрать расхотелось.
– Это не из-за стрелка, - возразила мать, - из-за Жанночки. Она ведь тоже туда на моционы бегает.
– Этот Сандрелли действительно...
– Изабелла подыскала нужное слово: Неотразим.
– О-о-о...
– простонал отец.
– Лучше б ты по-аглицки, ей Богу. Какая пошлятина!
– Не переживай, - сказала мать, - она тоже отравится, и ты будешь снова свободен.
– Что за глупости?
– спросил Ю.
– Кто отравится, Жанна?
– Клянусь, - поднял руку отец, - я разберусь с... похождениями мальчишки. Да и по тому младенцу следствие ещё не окончено.
– Ага!
– воскликнула мать.
– Вот и у тебя предлог для моционов! Боже, и этот туда же, на костылях, петушок мой... зелёненький!
– На протезе, - поправил Ю.
– А прояви он упорство...
– Говори, что хочешь, - сказал отец.
– А я работаю. В моём деле упорство проявляется в добывании истины. То есть, в напряжении мозга, а не мышц. В моём деле так: да или нет, можешь - давай, не можешь - пошёл вон. И никаких тебе гантелей в помощь.
– Глянь на своего сына!
– воскликнула мать.
– Вот, что ты можешь. От кого у него косоглазие и лишних пять диоптрий, а? От меня? Да ты посмотри, посмотри на него!
– Посмотрим, - сказал Ю, - мы ещё посмотрим, что из него выйдет. Способности у него есть, вот только упорства... Но Ба говорит, что у него уникальный слух.
– Лучший музыкант, которого я знаю, - возразил отец, - это барабанщик Лаци Олах: он может полчаса без перерыва играть соло. Не уверен, что для этого нужен какой-то слух, скорей наоборот. А у мальчишки следует оборвать уши, с его слухом он совсем отбился от рук.
– От моей руки, - поправил Ю.
– Да, он, кажется, и сейчас нас подслушивает.
– Он прибился к совсем другим рукам, - добавила мать, - оторванным на поле боя миной. Потому и развешивает тут уши, чтоб докладывать там, у себя, что у нас тут интересного происходит.
– Я сказал, что доведу это дело до конца, - повторил отец.
– Моё слово твёрдо, можно не напоминать.
– Какое дело, - спросила мать, - твоего сына, Вали или Жанны? А может, прошу всяческого прощения, Ба? Чьё именно дело ещё не закрыто, чьё тело ещё не вскрыто? И не планируешь ли ты на этой фазе расследования провести экспертизу живого лица, такого живого, что от него и другим лицам жизни нет...
– Тьфу ты, - сплюнул отец, - тьфу.
– Глотай слюну, - посоветовал я. Разумеется - в уме.
– Но
– Вот там бы тебе и плюнуть на то, что ты щупаешь! Так нет же... Об этом уже знают все, так отчего же тебе не пощупать и нашу Жанночку? Предлог уже имеется, а скоро ты выбьешь из нас и поручение проделать это. И ты проделаешь, с большим успехом.
– А пианистам слух всё-таки нужен, как и скрипачам, - сказал Ю, - и успех у них больше. У Цфасмана, например, куда больше, чем у твоего Лаци Олаха.
– Олух, - огрызнулся отец, - не вмешивайся хотя бы ты... Какой-такой успех?
– Он успешно обнаружит у Жанны пузо, - обратилась мать ко всем, то есть, глядя между Ю и Изабеллой на кафельную печь, - после того, как любой прохожий на улице это давно делает без всяких экспертиз.
– Послушай, - сказала Изабелла, - ты сама предлагала поговорить о порядках в доме, и сама же уводишь разговор в сторону.
– Это не в сторону, - возразила мать, - а по пути. Не могу же я прямо предложить, чтобы он провёл экспертизу Ба?
– Ч-ч-ёрт, дь-дьявол!
– крикнул отец.
– Заткнись, всё, хватит. Что ты предлагаешь конкретно: прямо сейчас начать шамать, не дожидаясь Ба?
– А вот тут ты перебрал, - удовлетворённо улыбнулась мать, - так далеко я не захожу. Пусть ужин по-прежнему называется ужином. А жаргоны останутся там, где и родились: в общественной харчевне или на базаре. Я же, для начала, предлагаю начать кушать.
– Есть, - поправил Ю.
– Что - есть?
– спросил отец.
– Не изображай из себя военного. Хочешь сказать, что ты согласен, так и говори.
– Надо говорить "есть", - объяснил Ю, - "кушать" и не литературное, и не очень пристойное выражение.
– Ну, так говори "жрать", - щёлкнул зубами отец, - чтобы твой литературный язык обрёл, наконец, разумно организованную и пристойную однозначность.
– Какая разница, как что называть, - пожала плечами Изабелла, - в рамках одного языка. Тут как раз спорить не о чем, если понятно, что сказано.
– Не скажи, - сморщил лоб Ю, - не скажи... Выбор эпитета, сравнения, или даже имени героя в литературе очень важен. От этого зависит многое.
– И в жизни тоже, - отозвалась мать.
– Тебя никогда не интересовало, почему, например, тебя назвали Юрой? А твоего брата Витей? И почему моему сыну дали такое имя? Помните, как на этом настаивала Ба, какие битвы велись по этому вопросу? Такие, что зарегистрировали ребёнка на месяц позже, чем полагается...
– Это потому, - напомнил отец, - что ты упёрлась на своём. Ты хотела назвать ребёнка в честь своего деда Василием.
– Я упёрлась, потому что не желала иметь сына по имени Самуил или Исайя, заявила мать.
– Но в конце концов я согласилась, не так ли, чтобы мальчик не остался вовсе безымянным.