Ёлка для Ба

Фальков Борис

– Доктор Алексеев другое дело, потому что он гинеколог, а не педиатр, вздохнул Ди.
– Вот почему он другое дело, а не потому, что Алексеев.

– Ты так думаешь?
– спросил отец.
– А я думаю, что именно гинекология дело третье.

– Первое дело, - сказал Ю, - доктор Алексеев имеет большой погреб. А вот мы - нет.

– Зато у нас уже есть холодильник, - заметила Ба.
– Потому мы и можем делать домашнее мороженое, в то время как...

Она замолчала, и все выслушали

эту паузу внимательно.

– Не понимаю, - договорила она, - как можно предпочесть?

– Это вы-то не понимаете?
– хищно рассмеялась Валя.
– Полно вам прикидываться.

– Опять, опять!
– Изабелла неудачно схватилась за виски и её очки грохнулись на стол.

– А в остальном, - заключил Ди, - между доктором Алексеевым и мной нет никакого различия.

– Это положим...
– возразил отец.
– Доктор Алексеев, например, не знает древнееврейского, и, главное, не может знать! С чего бы это?

– Прямо пещерная дикость, - поморщился Ди.
– Такой анахронизм, такое средневековье. Такая... ересь. С чего бы ты - это?

– А с того, что я не страус, - заявил отец, - и не прячу голову в песок, как некоторые, которые не желают замечать, что времена наши - и есть пещерные. Анахронизм, видите ли...

– Ну, тут всё понятно, - встрепенулся Ю.
– А вот почему получается такая разница между домашним мороженым и покупным? Это интересно.

– Ты что, убить меня хочешь?
– простонала Изабелла.
– Или ты тоже тайком покупаешь фруктовое за полтину?

– Вообще-то, - опять покраснел Ю, - уже нет. Но раньше...

– А разница-то есть, есть!
– возликовала Валя.
– Не верите мне, спросите у вашего ребятёнка.

– Есть, - подтвердил я, - там оно совсем другое.

– Ага, - догадалась мать.
– Вот где все собаки зарыты: на стороне всё совсем другое.

– Собаки не зарыты, - сказал я со знанием дела, - и вообще не собаки: это свиньи, наверное, разрыли там на площади, и милиция приехала к папе...

– Опять этот труп!
– сжал кулаки отец.
– А это - что за идея-фикс, откуда?

– Но и у тебя она же, - заметила мать.
– И ты ведь торчал на базаре не из-за мороженого, а из-за этого трупа, и его, так сказать, окружения. Так чего же ты накинулся на сына? А я скажу - чего: именно потому и накинулся.

– Это моя работа, - лицо отца тоже стало металлическим, как и его голос, я работаю в поте лица, исполняю долг, ног под собой не чую, прихожу домой, желаю одного: отдохнуть, а тут меня встречают...

– Про долги и ноги вы им не рассказывайте, - перебила Валя.
– Я вам уже докладывала, что они про то думают.

– Валя, - сказала Ба.
– Имейте сердце. Давайте заканчивать этот торг. Тут-то

мы не на базаре. Вы имеете сердце?

– Я-то имею, - сообщила Валя, - а вы?

– И я, - вздохнула Ба, приложив руку к груди.
– Стучит, как бешеное, можете проверить.

– У меня тоже стучит, - возразила Валя.
– Давайте померяемся, у кого сильней.

– Я больше не могу...
– простонала Изабелла.

– А я - могу?
– спросила Валя.

– А я - могу, - сказала мать.
– Дело нужно довести до конца.

– У меня сильнее бьётся, поспорим на червонец?
– предложила Валя.

– Нет-нет, я не про этот конец, - возразила мать.
– Я про Жанну. Насколько я понимаю, всё это вы затеяли для того, чтобы сообщить нам что-то про Жанну, так? Ну, так и сообщайте.

– А вот это будет уже донос!
– закричал отец.
– Молчите, Валя.

– Почему же это донос, а другое нет, - пожала плечами Изабелла, надев очки.

– При ребёнке, - пустил своими очками укоризненных зайчиков Ди. Настоящая крамола.

– Вы уж помалкивайте, мужчи-ина! Пусть хозяйка скажет.

– С меня достаточно, - заявил отец.
– Не она, я ухожу. Из этого сумасшедшего дома.

– Куда это, - усмехнулась мать.
– В моей квартире ещё ремонт не закончен.

– В другой сумасшедший дом, к Ломброзо, - подсказала Изабелла.
– Или в погреб к доктору Алексееву.

– В свой морг, - добавил Ю.

– Это твой дом, откуда ты собрался уходить, - серьёзно заговорил Ди.
– Это наш дом. Что же могло случиться столь серьёзного, что ты намерен его оставить?

– Да, ты так бурно реагируешь, - подхватила мать.
– Можно подумать, что ты имеешь отношение к закопанному младенцу не только косвенное, но и прямое. И, заодно, к Жанне.

– Почему - заодно?
– спросил Ю.

– Какая дикость, - сказал Ди, - говорить пошлости за спиной у отсутствующего...

– Пошлости у неё перед, - поправила мать, - перед спиной. Будет, в конце концов, лишь справедливо...

– И ты хочешь справедливости, - голос отца сорвался. Все терпеливо подождали, пока он откашляется.
– И ты тоже?

– Но ведь и ты собрался уходить, - спокойно возразила мать, - и ты тоже! И потом: чем я хуже Жанны? Будем же справедливы: я тоже до последнего дня, как конь бегала с этим пузом.

– Ну ты, - просипел отец сорванным голосом, - конь справедливости, ты ещё спроси, чем хуже Жанны - Ба!

– Брат!
– воскликнул Ю.
– Ты забылся!

– Я опомнился, - прохрипел отец.
– А забылся, родственничек, ты. Скажи Богу спасибо, что я не забываю о родстве, а то бы...

– Мальчики, мальчики, - сказал Ди.