Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

Гегель Фридрих Георг Вильгельм

{§ 402}

Ощущения вследствие своей непосредственности и преднай- денности представляют собой единичные и преходящие определения, изменения в субстанциальности души, положенные в их тождественном с ней для-себя-бытии. Но это для-себя-бытие есть не только формальный момент акта ощущения. Душа есть рефлекти- рованная в себя целокупность этого для-себя-бытия, есть ощущение той целостной субстанциальности, которой она является в себе и внутри себя, — она есть чувтвующая душа.

* Дело в том, что для ощущения и чувствования словоупотребление как раз не дает нам какого-либо последовательно проводимого различения; но все-таки не говорят, например, ощущение права, самоощущение и т. п., но чувство права, чувство самого себя; с ощущением находится в связи ощущаемость; можно допустить поэтому, что ощущение подчеркивает больше сторону пассивности, нахождения, т. е. непосредственность определенности в чувствовании, между тем как чувство в большей мере направляется на момент самостности в процессе чувствования.

Прибавление. Тем, что было сказано в предшествующем параграфе, мы закончим первую часть антропологии.

В рассмотренной части мы имели дело прежде всего с чисто качественным определением души, или с душой в ее непосредственной определенности.

В имманентном ходе развития нашего предмета мы пришли, наконец, к душе, в идеальном смысле устанавливающей свою определенность, возвращающейся в этой определенности к себе самой и становящейся в ней для себя, другими словами — к ощущающей индивидуальной душе. Вместе с этим установлен переход к столь же трудной, сколь и интересной второй части антропологии, в которой душа противопоставляет себя своей субстанциальности, выступает против себя самой, достигает в то же время в своих определенных ощущениях чувства самой себя или пока еще не объективного, а лишь субъективного сознания своей целостности и тем самым — поскольку ощущение, как таковое, связано с единичным — перестает быть только ощущающей. В этой части антропологии мы будем рассматривать душу в состоянии ее болезни, потому что здесь она проявляется на степени своей раздвоенности с самой собой. В этой сфере господствует противоречие между

{126}

свободой и несвободой души. Ибо, с одной стороны, душа еще прикована к своей субстанциальности, обусловлена своей природ- ностью, тогда как, с другой стороны, она начинает уже обособляться от своей субстанции, от своей природности и тем самым поднимается на среднюю ступень между ее непосредственной природной жизнью и объективным свободным сознанием. Но в какой мере душа вступает на эту среднюю ступень — это нам предстоит теперь вкратце выяснить.

Простое ощущение, как только что было замечено, имеет дело только с единичным и случайным, с непосредственно данным и наличным; и это содержание является для ощущающей души как ее собственная конкретная действительность. — Напротив, поскольку я поднимаюсь на точку зрения сознания, постольку я становлюсь в отношение к внешнему для меня миру, к некоторой объективной целокупности, к некоторому замкнутому кругу многообразных и переплетенных между собой противостоящих мне предметов. В качестве объективного сознания я, конечно, прежде всего имею непосредственное ощущение, но в то же время это ощущаемое есть для меня некоторый пункт во всеобщей связи вещей, и тем самым нечто такое, что выводит за пределы его чувственной единичности и непосредственной наличности. К чувственной наличности вещей объективное сознание до такой степени мало привязано, что я могу иметь знание также и о том, что для меня не является наличным в чувственном восприятии, как, например, о некоторой только из сочинений знакомой мне стране.

Но сознание проявляет свою независимость от материала ощущения тем, что оно из формы единичности поднимает его до формы всеобщности и, опуская все чисто случайное и безразличное, удерживает в нем только существенное; через это превращение ощущаемое становится представленным. Это изменение, предпринятое абстрактным сознанием, есть нечто субъективное, которое может дойти до произвольного и недействительного, может создавать представления, не имеющие никакой соответствующей им действительности. — В середине между представляющим сознанием, с одной стороны, и непосредственным ощущением, с другой, стоит подлежащая рассмотрению во второй части антропологии, сама себя в своей внутренней полноте и всеобщности чувствующая или предчувствующая душа. То обстоятельство, что всеобщее может быть воспринято, кажется противоречием, ибо ощущение как таковое имеет, как мы знаем, своим содержанием только единичное. Это противоречие не распространяется, однако, на то, что мы называем чувствующей душой, ибо эта последняя не находится во власти непосредственного чувственного ощущения и независима от непосредственной чувственно воспринимаемой наличности, как не относится она, с другой стороны, и к постигаемому посредством чистого мышления всецело всеобщему, но имеет скорее такое содержание, которое не развилось еще до разделе-

{127}

ния всеобщего и единичного, субъективного и объективного. Что я ощущаю, стоя на этой точке зрения, есть я, и что я есть, то я и ощущаю. Здесь я непосредственно и в настоящее время присутствую в том самом содержании, которое лишь позднее, когда я становлюсь объективным сознанием, является как самостоятельный по отношению ко мне мир. К чувствующей душе это содержание относится еще как акциденции к субстанции; эта душа проявляется здесь еще только как субъект и центр всех определений содержания, как власть, непосредственно господствующая над миром чувствования.

Переход ко второй части антропологии получает большую определенность следующим образом. Прежде всего следует заметить, что рассмотренное нами в предшествующих параграфах различие внешних и внутренних ощущений имеет силу только для нас, т. е. для рефлектирующего сознания, но отнюдь еще не для самой души. Простое единство души, ее ничем не возмущенная идеальность, еще не постигается здесь в ее отличии от внешнего.

Но, хотя душа не имеет еще никакого сознания об этой своей идеальной природе, она тем не менее представляет собой идеальность или отрицательность всех многообразных видов ощущений, которые, повидимому, существуют в ней каждое для себя и безразлично в отношении друг к другу. Подобно тому как объективный мир представляется для нашего созерцания не как нечто разделенное на различные стороны, но как нечто конкретное, разделяющееся на различные объекты, которые в свою очередь каждый для себя представляют собой нечто конкретное, некоторую связку различных определений, — так точно и душа сама есть некоторая целокупность бесконечно многих различенных определений, которые сходятся

в ней в свое единое, так что душа во всех них остается в себе как бесконечное для-себя-бытие. В этой целокупности или идеальности — в чуждом времени, индифферентном внутреннем существе души — вытесняющие друг друга ощущения исчезают, однако, не абсолютно бесследно, но остаются в нем в качестве снятых, получают в нем свое существование пока еще как только возможное содержание, которое лишь в силу того, что оно становится для души, или вследствие того, что сама она становится в нем для себя, переходит от своей возможности к действительности. Душа сохраняет, следовательно, содержание ощущения, если и не для себя, то все же внутри себя. Это сохранение, относящееся к внутреннему для себя содержанию, к аффек- ции меня, к простому ощущению, еще далеко отстоит от настоящего воспоминания, так как это последнее исходит от созерцания некоторого внешне положенного предмета, еще только подлежащего превращению его во внутренний предмет, каковой внешний предмет— как уже было сказано — здесь еще не существует для души.

Но душа может быть наполнена еще и с другой стороны, кроме содержания уже бывшего в ощущении, о котором у нас ранее

{128}

шла речь. Помимо этого материала мы как действительная индивидуальность представляем в себе еще некоторый мир конкретного содержания с бесконечной периферией, содержим в себе бесчисленное множество отношений и связей, которые всегда находятся в нас, хотя бы они и не входили в сферу наших ощущений и представлений, и которые, — как бы сильно все упомянутые отношения ни изменялись, даже помимо нашего знания о них, — тем не менее принадлежат к конкретному содержанию человеческой души; так что последняя, вследствие бесконечного богатства ее содержания, может быть обозначена как душа мира, как индивидуально определенная мировая душа. Так как человеческая душа есть единичная душа, со всех сторон определенная и тем самым ограниченная, то и ее отношение ко вселенной также определено соответственно ее индивидуальной точке зрения. Это нечто, противостоящее душе, не есть нечто для нее внешнее. Скорее вся целокупность отношений, в которых находится индивидуальная человеческая душа, составляет ее действительную жизненность и субъективность и соответственно этому является с ней так прочно сросшейся, как неразрывно — пользуясь образом — срослись с деревом его листья, которые, хотя и отличаются от него, тем не менее столь существенно связаны с ним, что само дерево умирает, если постоянно отрывать их от него. Во всяком случае более самостоятельные человеческие натуры, достигшие жизни, богатой деятельностью и опытом, оказываются гораздо более способными перенести потерю части того, что составляет их мир, чем люди, выросшие в простых отношениях и не способные ни к какому дальнейшему стремлению; чувство жизни у этих последних часто до такой степени крепко связано с их родиной, что на чужбине они заболевают тоской по родине и уподобляются растению, которое может произрастать только на данной определенной почве. Но и самым сильным натурам для их конкретного самочувствия необходим известный объем внешних отношений, так сказать, достаточный кусок вселенной, ибо без такого индивидуального мира человеческая душа вообще не имела бы, как сказано, никакой действительности, не достигла бы определенно различенной единичности. Однако душа человека обладает не только природными различиями, но она различается внутри себя самой, отделяет от себя свою субстанциальную целокупность, свой индивидуальный мир, противопоставляет его себе же как субъективному началу. Ее целью при этом является то, чтобы для нее или для духа этот последний стал тем, что он есть в себе, чтобы космос, содержащийся в духе в себе, перешел бы в сознание духа. Но с точки зрения души, с точки зрения еще не свободного духа, как равным образом было уже указано, нет места никакому объективному сознанию, никакому знанию о мире как такому, который действительно вынесен из меня вовне.

Чувствующая душа имеет дело только со своими внутренними

{129}

определениями. Противоположность ее самой тому, что есть для нее, остается еще заключенной в ней самой. Только после того как душа отрицательно установит многообразное, непосредственное содержание всего индивидуального мира, сделает его простым, абстрактно всеобщим, — когда таким образом нечто безусловно всеобщее окажется существующим для всеобщности души и последняя, именно вследствие этого, разовьется до для себя сущего, для самого себя предметного «я», этого к самому себе относящегося всецело всеобщего, развития которого душе как таковой еще недостает; только тогда, следовательно, после достижения этой цели, душа из сферы своего субъективного чувствования дойдет до истинно объективного сознания; ибо только для-себя-самого- сущее, от непосредственного материала первоначально по крайней мере абстрактным образом освобожденное «я», предоставляет и материалу свободу существования вне «я». Поэтому то, что нам предстоит рассмотреть еще до достижения этой цели, есть та освободительная борьба, которую душа должна провести против непосредственности своего субстанциального содержания, чтобы вполне овладеть собой и придти в соответствие со своим собственным понятием, — чтобы сделать себя тем, что она есть в себе или по своему понятию, именно существующей в «я», к себе самой относящейся, простой субъективностью. Возвышение до этого пункта развития представляет собой последовательность трех ступеней, которые здесь указываются предварительно, но доказательство которых будет дано позже.

На первой ступени мы видим душу объятой сплошными грезами и предчувствием своей конкретной природной жизни. Чтобы понять все чудесное, что содержится в этой форме души, ставшей предметом внимания в новейшее время, мы должны установить, что душа находится здесь еще в непосредственном, неразличенном единстве со своей объективностью.

Вторая ступень есть точка зрения помешательства, т. е. точка зрения раздвоенной в себе самой души, с одной стороны, уже овладевшей, а с другой, еще не овладевшей собой, но в своей единичной обособленности закрепленной в этой последней стадии своей действительности.