Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика
Шрифт:
Только когда мы начинаем ощущать, это различение становится определенным. Поэтому чтобы вполне пробудиться и увериться в этом, мы открываем глаза, ощупываем себя, одним словом исследуем, существует ли для нас что-либо другое, что-либо определенно от нас отличное. При этом исследовании мы относимся к другому уже не прямо, но косвенно. Так, например, прикосновение есть такое опосредствование между мной и другим, так как
{107}
оно, будучи отличным от обеих этих сторон противоположности, в то же время обе их объединяет. Следовательно, здесь, как и при всяком вообще ощущении, душа, посредством чего-то, что стоит между ней и другим, в ощущаемом ею содержании смыкается сама с собой, рефлектирует из другого внутрь себя, обособляет себя от этого другого и тем самым подтверждает себе свое для-себя-бытие. Это смыкание души с самой собой есть прогресс, который делает разделяющаяся в своем пробуждении душа посредством своего перехода к ощущению.
{§ 400}
Ощущение есть форма смутной
* Все содержится в ощущении, и, если угодно, все выступающее в сознании духа и в разуме имеет в ощущении свой источник и свое первоначало; ибо источник и первоначало и не обозначают ничего иного, как тот самый первый непосредственный способ, в котором нечто проявляется. Недостаточно, чтобы принципы, религия и т. п. находились только в голове, они должны быть в сердце, в ощущении. В самом деле, что таким образом есть у нас в голове, то находится в сознании вообще, а для этого последнего содержание является предметным только в том смысле, что оно в той же мере, в какой оно положено во мне, как абстрактном «я», может мною же в моей конкретной субъективности держаться в известном отдалении. Напротив, в ощущении такое содержание является определенностью всего моего для-себя-бытия, хотя в этой форме еще и смутного, оно, следовательно, полагается здесь как мое самое интимное достояние. Достоянием является то, что неотделимо от действительного, конкретного «я», и это непосредственное единство души с ее субстанцией и с ее определенным содержанием и есть как раз это состояние нераздельности, поскольку оно еще не определено как «я» сознания, а еще того менее — как свобода разумной духовности. Впрочем, тот факт, что воля, совесть, характер обладают еще и совершенно другой интенсивностью и прочностью в качестве чего-то существенно мне принадлежащего, чем каким обладает ощущение и комплекс ощущений — сердце, это мы видим и в наших обычных представлениях. —
{108}
Правильно, конечно, будет сказать, что прежде всего сердце должно быть добрым. Но что ощущение и сердце не есть та форма, через посредство которой что-либо оправдывается в качестве религиозного, нравственного, истинного, справедливого и т. д., и что ссылка на сердце и ощущение или ничего не говорит или, скорее, говорит нечто дурное, — об этом не стоило бы, собственно говоря, и напоминать. Не может быть более тривиального опыта, чем тот, что существуют по меньшей мере также злые, дурные, безбожные, низменные и т. п. ощущения и сердца. Больше того, что только из сердца проистекает такое содержание, это выражено в словах: из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, блуд, хуления и т. п. В такие времена, когда научная теология и философия считают сердце и ощущение критериями добра, нравственности и религиозности, необходимо напомнить об этом тривиальном опыте, как равным образом необходимо в наши дни восстановить в памяти и то, что именно мышление является самым существенным (Eigenste) из того, чем человек отличается от скота, и что ощущение является у него общим с последним.
Прибавление. Хотя принадлежащее свободному духу собственно человеческое содержание также принимает форму ощущения, однако форма эта как таковая все же обща и животной и человеческой душе, а потому и не соответствует этому содержанию.
Противоречие между духовным содержанием и ощущением состоит в том, что это содержание есть нечто в-себе-и-для-себя всеобщее, необходимое, подлинно объективное, тогда как ощущение, напротив, есть нечто единичное, случайное, односторонне субъективное.
В какой мере только что упомянутые определения должны быть высказаны об ощущении, это мы здесь вкратце разъясним. Как уже было отмечено, то, что мы ощущаем, по самому существу своему имеет форму чего-то непосредственного, сущего, независимо от того, берет ли оно свое начало из свободного духа или из чувственно воспринимаемого мира. Та идеализация, которой подвергается все то, что относится к внешней природе, вследствие того, что становится предметом ощущения, является еще совершенно поверхностной идеализацией, далекой от совершенного снятия непосредственности этого содержания. Но духовный объект, в себе противоположный этому сущему содержанию, в ощущающей душе становится существующим в форме непосредственности. Так как, далее, непосредственное есть разъединенное, то все ощущаемое имеет форму разъединенного. Это легко признать за ощущениями, относящимися к внешнему миру, но это следует утверждать также и об ощущениях мира внутреннего. Поскольку духовное, разумное, правовое, нравственное и религиозное входит в форму ощущения, поскольку все это получает облик чего-то чувственного, внеположного, бессвязного, постольку оно приобретает сходство с ощущаемым извне предметом; последний, правда, ощущается только в единичностях, как, например, в отдельных цветах, но в то же время в качестве
{109}
духовного содержит в себе нечто всеобщее, например цвет вообще.
Более
Субъективность ощущения не следует неопределенно искать в том, что человек через свое ощущение полагает нечто внутри себя, — ибо ведь и в мышлении он полагает нечто внутри себя, — но, говоря определеннее, в том, что он полагает нечто в своей природной непосредственной, единичной, а не в своей свободной, духовной, всеобщей субъективности. Эта природная субъективность еще не есть субъективность сама себя определяющая, следующая своему собственному закону, необходимым образом проявляющая себя в деятельности, но субъективность, определенная извне, привязанная к этому пространству и к этому времени, зависимая от случайных обстоятельств. Вследствие перенесения в эту субъективность всякое содержание становится поэтому случайным и получает определения, принадлежащие только данному единичному субъекту. Совершенно недопустима поэтому ссылка на одни только свои собственные ощущения. Кто это делает, тот отступает с общего для всех поля оснований, мышления и самого дела в область своей единичной субъективности, куда — так как она по существу есть нечто пассивное — может в одинаковой мере проникать и все самое неразумное и дурное, как и все разумное и хорошее. Из всего этого вытекает, что ощущение есть самая плохая форма духовного и что оно может испортить самое лучшее содержание.
В то же время выше уже было сказано, что для чистого ощущения противоположность ощущающего и ощущаемого, субъективного и объективного, остается еще чуждой. Субъективность ощущающей души является еще настолько непосредственной, настолько неразвитой и в такой малой мере способной к самоопределению и саморазличению, что душа, поскольку она только ощущает, еще не постигает себя как нечто субъективное, противостоящее объективному. Это различие принадлежит лишь сознанию и выступает только тогда, когда душа приходит к абстрактной мысли о своем «я», о своем бесконечном для-себя-бытии. Об этом различии мы поэтому впервые можем говорить только в феноменологии. Здесь же, в антропологии, нам предстоит рассмотреть только то различие, которое дано через содержание ощущения. Это и будет сделано в следующих параграфах.
{§ 401}
То, что ощущающая душа находит внутри себя, есть, с одной стороны, природно непосредственное в качестве идеального в ней и ею себе усвоенного. С другой стороны, наоборот, то, что перво-
{110}
начально составляет принадлежность для-себя-бытия, — а это последнее в своем дальнейшем самоуглублении образует «я» самосознания и свободный дух, — определяется как составляющая некоторую часть природы телесность и ощущается как таковая.
Соответственно этому различают сферу ощущения, представляющего собой ближайшим образом определение телесности (например, глаза и вообще любой части тела), каковая сфера потому становится ощущением, что она в для-себя-бытии души внутренне создается, вспоминается, и другую сферу возникших в духе и ему принадлежащих определенностей, которые для того, чтобы быть найденными, чтобы стать ощущаемыми, воплощаются.
Таким образом эта определенность в субъекте приобретает значение чего-то положенного в душе. Подобно тому, как дальнейшая спецификация этого процесса ощущения заложена в системе чувств, так же точно с необходимостью систематизируются и те определенности ощущения, которые проистекают из внутреннего мира и воплощение коих, как положенное в живой конкретно развитой природности, осуществляется, сообразно особому содержанию духовной определенности, в особой системе или органе тела.
* Процесс ощущения вообще есть здоровое соучастие жизни индивидуального духа с его телесностью. Чувства представляют собою простую систему специфицированной телесности: а) физическая идеальность распадается на две, потому что в ней, как в непосредственной, еще не субъективной идеальности, различие проявляется как фактическая разнородность — как чувства определенного света (ср.
{§ 317}
и сл.) и звука (
{§ 300}
); b) различающаяся реальность уже с самого начала для себя двойная, — чувства обоняния и вкуса (
{§ 321}
, 322); с) чувство положительной реальности, тяжелой материи, тепла (
{§ 303}
), формы (
{§ 310}
). Вокруг центра ощущающей индивидуальности эти спецификации располагаются проще, чем в развитии естественной телесности.
Система внутреннего ощущения в его воплощающемся обособлении заслуживала бы того, чтобы быть развитой и разработанной в особой науке — психической физиологии. Нечто из отношений подобного рода содержит в себе уже ощущение соразмерности или несоразмерности непосредственного ощущения с самим по себе определенным чувственным содержанием внутреннего мира — приятное или неприятное; равно как и определенное сравнение в символизировании ощущений, например, цветов, тонов, запахов и т. д. Но наиболее интересная сторона психической физиологии состояла бы в том, чтобы подвергнуть рассмотрению не просто симпатию, но, точнее говоря, то воплощение, которое получают духовные определенности в особенности в качестве аффектов. Было бы важно понять ту связь, посредством которой ощущается гнев и мужество в груди, в крови, в системе раздражимости, понять, как ощущается размышление, мыслитель-