Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Кроме того, про «стахановца, гагановца, загладовца» сказано: «И вот он прямо с корабля / Пришел стране давать угля, / А вот сегодня наломал, как видно, дров», — что вызывает в памяти набросок к песне «Лечь на дно» (1965), где лирический герой уже использовал этот фразеологизм применительно к самому себе: «Ох, как мне худо, ох, нашумел я, / Ох, натворил я, дров наломал!» /1; 442/. А «дров наломал» он также в «Путешествии в прошлое» (1967): «Выбил окна и дверь / И балкон уронил».
Если в «Случае на шахте» герой добывает уголь, то в «Песне Рябого» (1968), вошедшей в фильм «Хозяин тайги», он занимается золотодобычей, как в более поздней песне «Про речку Вачу и попутчицу Валю» (1976). А вторая редакция «Песни Рябого», предположительно написанная для фильма «Мой папа — капитан» (1969), содержит такую концовку: «Как-то перед зорькою, / Когда все пили горькую, / В головы ударили пары, — / Ведомый пьяной мордою, / Бульдозер ткнулся
В строках «Как-то перед зорькою, / Когда все пили горькую» явно повторяется ситуация из «Случая на шахте»: «Сидели-пили вразнобой / “Мадеру”, “Старку”, “Зверобой”», — после чего героев «всех зовут в забой до одного», так как завалило «стахановца, гагановца, загладовца», а в «Песне Рябого» уже сам этот «стахановец», попав в беду, зовет своих коллег: «Кликнул всех — вот сраму-то!».
Таким образом, в «Песне Рябого» герой, который «вкалывал до зари», — это тот же «стахановец, гагановец, загладовец», который «три нормы выполнял» (а в черновиках «Песни Рябого» тоже говорится о том, что он выполнял несколько норм в день; АР-10-10). Как сказал однажды Высоцкий режиссеру Алексею Герману: «Работать хочется, вкалывать…»п7 Поэтому и в его произведениях этот мотив постоянен: «Уж лучше где-нибудь ишачь, / Чтоб потом с кровью пропотеть» /4; 158/, «Как вербованный, ишачу, / Не ханыжу, не торчу» /5; 162/, «А он работает с утра, / Всегда с утра работает» /1; 149/, «Сивка — на работу: до седьмого поту / За обоих вкалывал, конь конем!» /1; 61/, «Вкалывал он больше года» /2; 196/, «Вкалывал он до зари, / Считал, что черви — козыри, / Из грунта выколачивал рубли» /2; 412/. А 26 августа 1967 года Высоцкий пожаловался Золотухину: «Куда деньги идут? Почему я должен вкалывать на дядю? Детей не вижу»1275.
Да и в целом ситуация, когда «бульдозер ткнулся в твердую / Глыбу весом в тонны полторы», повторяется неоднократно: «Пусть врежемся мы в столб на всем ходу…» /5; 556/, «Возьму да <и> врежусь, пусть он не гудит» (АР-3-210), «“А ну, без истерик! Мы врежемся в берег”, - / Сказал капитан» /2; 45/ (кстати, хладнокровие капитана: «А ну, без истерик.», — перейдет в песню «Еще не вечер», 1968: «Но нам сказал спокойно капитан: / “Еще не вечер, еще не вечер!”»).
В «Песне Рябого» сказано, что бульдозер был «ведом пьяной мордою». То есть герой напился, сел в бульдозер, врезался в здоровенную глыбу и разбил машину. Такие же истории будут происходить и с самим Высоцким. Вот, например, случай, описанный Эдуардом Володарским: «Однажды были у него. Зашел Даль, выпивали-выпивали, вдруг Высоцкого осенило, что сегодня 14 июля — День падения Бастилии: “Едем во французское посольство, там водка на халяву!”. Когда с горем пополам добрались, он никак не мог вписаться в посольские ворота. Бабах! — одной дверцей дол-банулся, дал задний ход. Снова попробовал — бабах! — вторую помял. Перепуганные менты стоят и не знают, что делать. Подбежал знакомый француз, завел машину во двор. Мы ввалились на прием чуть ли не на четвереньках. Основательно добавили, возвращаемся, спотыкаясь, Володя увидел свое авто и с изумлением говорит: “Ё-моё! Кто ж мне машину так изуродовал? Ой, ё, сколько тут чинить!”» [1467] [1468] [1469] .
1467
Графова Л. Без страховки: Режиссер Алексей Герман о правде в искусстве и в жизни // Литературная газета. М., 1986. 18 июня. № 25. С. 14.
1468
Золотухин В. Таганский дневник: В 2-х кн. Кн. 1. М.: ОЛМА-ПРЕСС: Авантитул, 2002. С. 43.
1469
Володарский Э. «А я всё помню, я был не пьяный» / Расспрашивала Т. Романова // Огонек. М., 1999. 6 сент. № 25. С. 35.
Про бульдозериста, врезавшегося в глыбу и увидевшего яму, сказано также: «Вот уж вспомнил маму-то…». А три года спустя эти слова повторит лирический герой: «Покурить, например?.. / Но нельзя прерывать, / И мелькает в уме / Моя бедная “мать”» («“Не бросать!”, “Не топтать!”…», 1971). Да и в «Нейтральной полосе» про капитана, являющегося авторской маской, сказано: «И по-русски
Далее. Если главный герой «Песни Рябого» — «весь в комбинезоне и в пыли <.. > Не ангелы мы — сплавщики», то в таком же образе предстанет и лирическое мы в «Марше шахтеров»: «Да, сами мы — как дьяволы, в пыли». Вот еще несколько общих мотивов в этих песнях: «И весело хожу по штабелям» = «Вот вагонетки, душу веселя…»; «Из грунта выколачивал рубли» = «Терзаем чрево матушки-Земли. <…> Да, мы бываем в крупном барыше» (а «грунт» упоминается и в «Марше шахтеров»: «Не космос — метры грунта надо мной»).
Кроме того, в «Песне Рябого» герой «считал, что черви — козыри», и это — тоже авторская позиция. Данного мотива мы уже касались неоднократно: «Но козырь — черва и сейчас» /5; 245/, «Зря пошел я в пику, а не в черву» /1; 126/, «О, да, я выпил целый штоф / И сразу вышел червой» /2; 101/, «Я говорю себе, что выйду червой» /2; 279/, «У профессиональных игроков / Любая масть ложится перед червой» /5; 124/. Вспомним и «Песню Сашки Червня» (1980).
Неслучайна также следующая параллель.
Герои «Песни Рябого» и «.Дельфинов и психов» (также — 1968) одинаково относятся к религиозным постулатам: «Мне ты не подставь щеки: / Не ангелы мы — сплавщики, / Недоступны заповеди нам» = «А все другое — насчет возлюбления ближнего, подставления щек под удары оных, а также “не забижай, не смотри, не слушай, не дыши, когда не просят” и прочая чушь — все это добавили из устного народного творчества» /6; 25/. Такое же отношение демонстрировали герои «Марша космических негодяев»: «Нам все встречи с ближним нипочем!» (сравним: «насчет возлюбления ближнего… чушь»). А что касается отрицательного отношения поэта к подставлению щек под удары, то здесь можно процитировать и прозаический набросок «Парус» (1971): «Но уже, я слышал, есть корабли с мотором, — они не подставляют щеки своих парусов под удары, ветров. Они возьмут меня на буксир» /6; 165/.
Кроме того, автохарактеристика героя «Песни Рябого» — «А упорная моя кость» — перейдет в роман «Черная свеча» (конец 1970-х), прототипом главного героя которого послужит Вадим Туманов. Этот герой будет носить фамилию Упоров. Здесь перед нами возникает характерный для Высоцкого прием, когда он наделяет друзей своими собственными чертами, поскольку это ведь сам Высоцкий был «упорным», то бишь упрямым [1470] : «Упирался я, кричал: “Сволочи! Паскуды!”» («Серебряные струны», 1962), «Что, мол, упрямо лезу в вышину» («Я бодрствую…», 1973), «Становлюсь я упрямей, прямее» («Старательская. Письмо друга», 1969), «Упрямо себя заставлял — повтори» («Песня попугая», 1973), «Снова я упрямо повторял» («Рядовой Борисов!..», 1969), «Упрямо я стремлюсь ко дну…» (1977), «И не согнут, и скулы торчат» («Памятник», 1973; черновик /4; 261 Г). Этот же мотив встречается в исполнявшемся Высоцким стихотворении Семена Гудзенко «Мое поколение» (1945): «Все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы».
1470
Как говорит Михаил Шееыкки, «он бьы ддстаттоно упрямым в высоокм смысле» (Шемяяин М.: «Я уговаиивие его не умирать…» / Беседовал В. Перевозчиков // Работница. М., 1989. № 8. С. 28).
Отметим также идентичность ситуации во второй редакции «Песни Рябого» и в стихотворении «На острове необитаемом…» (оба — 1968): «Бульдозер ткнулся в твердую / Глыбу весом в тонны полторы» = «Корвет вблизи от берега / На рифы налетел»; «Вот уж вспомнил маму-то\.. Кликнул всех — вот сраму-то!» = «И попугая спящего, / Ужасно говорящего, / Усталого, ледащего, / Тряхнуло между дел».
Если герой «Песни Рябого» кликнул всех, то и попугай в концовке стихотворения кричал: «А ну-ка — все за мной\». А сам этот призыв повторится в «Чужой колее», где лирический герой будет говорить уже от своего лица: «Эй. вы, задние! Делай, как я! / Это значит — не надо за мной\», — и чуть позже — в «Странных скачках: «Эй. вы. синегубые! Эй, холодноносые! <…> Начинаем скачки». Сравним еще призыв «А ну-ка — все за мной\» с «Гербарием»: «За мною — прочь со шпилечек, / Сограждане-жуки!», — и с черновиком «Конца охоты на волков»: «Я кричу обезумевшим братьям моим, / Чтобы к лесу бежали за мною» (АР-3-35).