Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

По-разному объяснял, иногда шутя говорил: “Знаете что? В России от сумы да от тюрьмы не зарекайся — это тоже данность”. Потом начинался разговор уже политического свойства: “А вот вы себе позволяете…”. А Володя никогда, к слову сказать, не полемизировал не песней» [1478] .

Более подробно о том, как народ истязал Высоцкого, рассказал Валерий Золотухин в письме к своему учителю Владимиру Фомину от 18.01.1970: «Человек он редкий, добрый, ранимый, одинокий. Где только можно, я защищаю его и рассказываю о нем. Люди считают его негодяем, злым, заносчивым человеком. Потому что лезут все, кому не лень, к нему в душу со своими вопросами, сплетнями и т. д. Например, звонит телефон: “Это Высоцкий? Вы еще не повесились?” — Или: “Спойте, пожалуйста”. — Или: “Скажите что-нибудь в трубку интересное, мы запишем Ваш голос на магнитофон”. — Или: “Вы женитесь на Влади?”. — Или: “Почему Вы не в Париже?”. Как-то мы были с ним на концерте, подошла молодая девка, вперила в него глаза и говорит: “Нет, Вы не Высоцкий! Высоцкий большой

и красивый, и сейчас он в Париже…”. В общем, гадостей ему хватает. Как тут не взбеситься и не послать одного-другого на три буквы, а им того и надо. Разносят по Москве и стране всякую гадость о нем» [1479] ^{[1480] [1481]} . Об этих же «аборигенах», которые его «любили, но все равно съели», Высоцкий говорил Михаилу Златковскому: «Любят… Лю-ю-бят! Ох, как любят… Гвоздем — тачку по крылу только что не! Доброхоты советовали где-нибудь за углом тачку оставлять — пустое! Сами же и найдут, доброхоты… <…> “А правда ли, что Высоцкий сегодня не играет? А Высоцкий умер или нет? А Высоцкий… А Высоцкий???” Несут всякую чепуху, хренотень — про того, кого ты рядом с собой и за актера не считаешь! Представляешь?

1478

Живая жизнь: Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. М.: Моек, рабочий, 1988. С. 197.

1479

Золотухин В. Повесть в письмах 1958 — 2003 гг. // Эолова арфа: Лит. альманах. Вып. 3 / Гл. ред. Нина Краснова. М., 2010 — 2011. С. 24.

1480

Златковский М. Беседы во сне и наяву // Старатель. Еще о Высоцком. М.: МГЦ АП, Аргус, 1994. С. 280–281.

1481

Золотухин В. Секрет Высоцкого: Дневниковая повесть. М.: Алгоритм, 2000. С. 32.

Нет… Лю-ю-бят!»¹²87

Для полноты картины приведем дневниковую запись Валерия Золотухина от 02.05.1968: «Сплетни о Высоцком: застрелился, последний раз спел все свои песни, вышел из КГБ и застрелился.

Звонок:

— Вы еще живы? А я слышала, вы повесились.

— Нет, я вскрыл себе вены.

— Какой у вас красивый голос, спойте что-нибудь, пожалуйста»¹^.

Причем, как сказано в «Песенке про Кука», всех этих дикарей «науськивал колдун — хитрец и злюка», то есть Высоцкий был уверен, что все эти звонки к нему и визиты поклонников с издевательскими вопросами инспирированы властями. Тем более что такая ситуация уже возникала в «Песне о вещей Кассандре» (1967): «Кто-то крикнул: “Это ведьма виновата!” <…> Толпа нашла бы подходящую минуту, / Чтоб учинить свою привычную расправу».

А о том, как его «ели», Высоцкий подробно рассказал в песнях «Нет меня — я покинул Расею!» (1969) и «Я все вопросы освещу сполна…» (1971), а также в стихотворении «Я к вам пишу» (1972), которое имеет ряд общих мотивов с поздними текстами «Мне скулы от досады сводит…» и «Мой человек в костюме сером!..» (оба — 1979): «Спасибо вам за присланные злые / И даже неудачные стихи» = «А дальше — больше, — каждый день я / Стал слышать злые голоса»; «За песню трешник — вы же просто крез!» = «Судачили про дачу и зарплату: / Мол, денег прорва, по ночам кую»; «Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес!» = «Пора такого выгнать из России!».

Да и в «Песне автомобилиста» герой говорит о ненависти к нему людей после того, как он приобрел автомобиль: «Прервав общенье и рукопожатья, / Отворотилась прочь моя среда. / Но кончилось глухое неприятье, / И началась открытая вражда».

Этим же временем (1971 год) датируется и первая редакция песни про Кука…

Поэтому легко догадаться, что Австралия здесь является олицетворением Советского Союза, так же как Новая Гвинея в черновиках стихотворения «Про глупцов» (1977): «Не имеют понятья совсем, / Скажем, жители Новой Гвинеи» /5; 484/, - и в «Марафоне», написанном в том же 1971 году, что и первая редакция разбираемой песни: «А гвинеец Сэм Брук / Обошел меня на круг».

Следовательно, если в образе мореплавателя Кука автор вывел самого себя, то в образе аборигенов представлено советское общество, а вождь и колдун являются образами власти, и их описание напоминает центрального персонажа стихотворения «Вооружен и очень опасен» (1976): «…Что всех науськивал колдун — хитрец и злюка» = «Он жаден, зол, хитер, труслив» (а жадность характерна и для вождя папуасов: «Желаю Кока, ну просто мука!» /5; 432/); «Кричал: “А ну-ка, войдем без стука'”» = «Кто там крадется вдоль стены, / Всегда в тени и со спины?»; «Добрые тупые дикари / Кожу очень ловко обдирали и…» (АР-10-172) = «Он глуп — он только ловкий враль» /5; 421/. Кроме того, в рукописи песни про Кука имеется набросок: «Плюньте через левое плечо» (АР-10-169). А в стихотворении «Вооружен и очень опасен» читаем: «Но плюнуть трижды никогда / Не забывайте!» /5; 96/.

Не хватайтесь

за чужие талии, Вырвавшись из рук своих подруг. Вспомните, как к берегам Австралии Подплывал покойный ныне Кук.

Как в кружок усевшись под азалии,

Поедом с восхода до зари

Ели в этой солнечной Австралии

Друга дружку злые дикари.

Эта же «солнечная Австралия» фигурирует в песне «В желтой, жаркой Африке…» (1968), где поэт говорил о своем романе с Мариной Влади. И в том же 1968 году была написана повесть «.Дельфины и психи», которая начинается как раз с сюжета про дикарей: «Про каннибалов рассказывают такую историю. Будто трое лучших из них (из каннибалов) сидели и ели ёлки да ели. Захирели, загрустили и решили: кто кого будет есть» /6; 22/ ~ «Там, в кружок усевшись под азалии, / Поедом с восхода до зари / Ели в этой солнечной Австралии / Друга дружку злые дикари. / Так почему аборигены съели Кука? / Была причина — большая скука» («каннибалов» = «.дикари»; «сидели» = «усевшись»; «ели ёлки да ели» = «под азалии… ели»; «загрустили» = «большая скука»; «кто кого будет есть» = «Ели… друга дружку»).

А в черновиках «Песенки про Кука» имеются две строки, сближающие исторического персонажа с другими авторскими двойниками: «Вспомните, как милую Австралию / Открывал до жизни жадный Кук!» /5; 432/. О жажде жизни говорилось также в песне «Живучий парень» (1976) и в стихотворении «Водой наполненные горсти…» (1974): «А им прожить хотелось до ста, / До жизни жадным. — век с лихвой». Это желание прожить до ста встретится позднее в посвящении «Юрию Яковлеву к 50-летию» (1978): «Актеры — ЯКи, самолеты — “ЯКи”, /Ив Азии быки — всё те же яки… / Виват всем ЯКам — до ста лет им жить'» /5; 290/. Да и сам поэт выступал в маске «ЯКа» («Я — “ЯК”-истребитель…»). Напомним также частушки (1971) к спектаклю «Живой»: «Петя Долгий в сельсовете — / Как господь на небеси. / Хорошо бы эти Пети / Долго жили на Руси» (АР-10-68), — и стихотворение «Когда я отпою и отыграю…» (1973): «Но лишь одно, наверное, я знаю: / Мне будет не хотеться умирать». Да и авторы многочисленных воспоминаний о Высоцком сходились на его необычайном жизнелюбии. Об этом, в частности, — песня «Я не люблю»: «От жизни никогда не устаю». А в анкете 1970 года на вопрос: «Что бы ты подарил любимому человеку, если бы был всемогущ?» — поэт ответил: «Еще одну жизнь».

По внешнему сюжету повествование в «Песенке про Кука» ведется из 20-го века о 18-м, когда жил Джеймс Кук. Но на уровне подтекста речь ведется от лица будущих поколений, которые пытаются разгадать тайну смерти Высоцкого: «Ломаем голову веками, просто мука, / Зачем и как аборигены съели Кука?» /5; 434/, - как в черновиках «Коней привередливых» (1972): «Колокольчик под дугою весь затрясся от рыданий! / Но… причины не отыщут, что случилося со мною» /3; 380/. Да и загадка смерти самого поэта остается до сих пор: по-прежнему существует множество версий, вплоть до отравления его лечащим врачом.

Но почему аборигены съели Кука?

За что — неясно, — молчит наука.

Мне представляется совсем простая штука: Хотели кушать — и съели Кука.

Вторая версия выглядит так: «Есть вариант, что ихний вождь — Большая Бука/ Сказал, что очень вкусный кок на судне Кука. / Ошибка вышла — вот о чем молчит наука: / Хотели кока, а съели Кука».

Отметим сходство Большой Буки с Борисом Буткеевым из «Сентиментального боксера» и с Сэмом Бруком из «Марафона». А если вспомнить еще черновой вариант «Пародии на плохой детектив: «И везде от слова “бани” оставалась буква “б” <…> И уж вспомнить неприлично, чем казался КГБ» /1; 516/, - то подтекст станет вполне очевиден. Кроме того, словосочетание «ихний вождь Большая Бука» напоминает песню «Возле города Пекина…» (1966): «Вот придумал им забаву / Ихний вождь товарищ Мао» (мы уже говорили о том, что китайский сюжет используется Высоцким для отображения советской действительности; причем и в «Песенке про Кука», и в песне про китайцев ихний вождь призвал соответственно убить Кука и перебить инакомыслящих); «Песню о нейтральной полосе» (1965): «К ихнему начальнику точно по повестке / Тоже баба прикатила, налетела блажь»; а также «Лукоморье» и «Сказочную историю»: «Ободрав зеленый дуб, дядька ихний сделал сруб, / С окружающими туп стал и груб. <…> Кто придет, — кричал: “На кой? Кто такой?”» (АР-8-118), «Ихний Дядька с Красной Пресни / Заорал: “Он пишет песни — / Пропустите дурака!”» (АР-14-152). В двух последних случаях упоминаются «тридцать три богатыря» как подчиненные «дядьки ихнего» и «ихнего дядьки».

Строки «Ошибка вышла — вот о чем молчит наука: / Хотели кока, а съели Кука» говорят о том, что дикари ошиблись при выборе своей жертвы, что напоминает песни «Ошибка вышла» и «Гербарий», но, в отличие от них («Ошибка вышла» — «Никакой ошибки»; «Ошибка это глупая — увидится изъян» — «Но не ошибка — акция / Свершилась надо мною»), данная версия не была опровергнута: «Вождь папуасов, видно, был большая злюка, / Сказал: “А ну-ка, войдем без стука! / Наверно, очень вкусный кок на судне Кука, / Желаю кока, ну просто мука!» (редакция 1971 года /5; 432/). Здесь очевидны фонетическое и ритмическое сходства со стихотворением «Ответ не сложен: / Клинок из ножен!» (1969), где лирический герой вызывает своего противника на дуэль: «И эта злюка / Любила Глюка, / А также Шумана — ведь вот какая штука» /2; 590/ (да и оборот «ведь вот какая штука» также перейдет в «Песенку про Кука»: «И слишком много дичи — вот какая штука»; АР-10-171).