Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

А тот факт, что у попугая «слова все были зычные — сугубо неприличные» также напоминает целый ряд произведений, в которых поэт говорит о себе: «Ни приличий не знал, ни манер» /3; 426/, «Смеюсь до неприличия» /5; 260/, «Разомлею я до неприличности» /2; 133/, «Я отвечал ему бойко, / Может, чуть-чуть неприлично» /2; 365/, «Но что-то весьма неприличное / На язык ко мне просится» /1; 236/. И даже про свой любовный роман лирический герой говорит: «Я влюблен был, как мальчик, — / С тихим трепетом тайным / Я листал наш романчик / С неприличным названьем» /1; 146/. Сюда примыкают вышеприведенные цитаты со словом «мать»

и еще некоторые произведения: «И склоняю, как школьник плохой: / Колею — в колее, с колеей…»/3; 241/, «Лепоты полон рот, и ругательства трудно сказать» /5; 176/ и др.

В стихотворении «На острове необитаемом…» попугай является предводителем пиратского корабля. И в том же 1968 году была написана песня «Еще не вечер», где коллектив Театра на Таганке (вновь в образе пиратов) сражался с советской властью (вражеской эскадрой): «Четыре года рыскал в море наш корсар. / В боях и штормах не поблекло наше знамя» — «Корвет вблизи от берега / На рифы налетел. <.. > Погибли кости с черепом». Эти же «кости с черепом» упоминаются в «Пиратской» (1969): «Удача — миф. Но эту веру сами / Мы создали, поднявши черный флаг» — и в стихотворении «Я не успел» (1973): «Мой черный флаг в безветрии поник. <…> Мои контрабандистские фелюги / Худые ребра сушат на мели».

В данной связи большой интерес представляют многочисленные сходства между песнями «Еще не вечер» (1968) и «Был развеселый розовый восход…» (1973): «Из худших выбирались передряг» = «И плыл корабль навстречу передрягам»; «Четыре года рыскал в море наш корсар» = «Под флибустьерским черепастым флагом»; «Неравный бой. Корабль кренится наш» = «Накренившись к воде, парусами шурша»; «На море штиль, и не избегнуть встречи» = «Встречался — с кем судьба его сводила»; «Но крикнул капитан: “На абордаж!”» = «Когда до абордажа доходило»; «Ответный залп — на глаз и наугад» = «И наносил ответные удары»; «Вдали пожар и смерть — удача с нами!» = «Мы — джентльмены, если есть удача» /4; 387/.

Отметим и два небольших различия. В ранней песне герои говорят о своих врагах: «Вот развернулся боком флагманский фрегат», — а в поздней разворачиваются сами герои: «Бриг двухмачтовый лег в развороте». И второе различие связано с действиями капитана. Если в первом случае он ободряет команду: «Но нам сказал спокойно капитан: / “Еще не вечер, еще не вечер!”», — то во втором уже молчит: «И видел он, что капитан молчал, / Не пробуя сдержать кровавой свары».

Теперь рассмотрим еще одну морскую песню — «Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука» (редакции с 1971 по 1978 год), где используется характерный для Высоцкого прием: речь идет о событии, произошедшем много лет назад, но в произведение вкладывается современный подтекст.

Несмотря на то, что Джеймс Кук закончил свою жизнь на Гавайях, Высоцкий на своих концертах местом его гибели упорно называл Новую Гвинею: «Он плавал в районе Австралии, открыл Новую Зеландию, а потом его съели где-то в Новой Гвинее аборигены. Хотя они его очень любили» [1471] ; «И где-то его… в общем, я не помню — не то на островах Новой Гвинеи, не то в Гвиане — его аборигены съели» [1472] ^[1473] . А один раз — даже так: «Он открыл там много всего. А потом его где-то на Гвинее, что ли, или даже в Австралии — я сейчас точно и не помню — где-то его съели»^|28°.

1471

Зарафшан, Летний кинотеатр, 22 — 23.07.1979; 5-е выступление.

1472

Навои, ДК «Фархад», 27.07.1979.

1473

Москва, НИИ прикладной механики, 03.05.1979.

Как известно, Кук «подплывал» в конце 1778-го и в начале 1779-го годов не к Австралии, а к Гавайским островам; был убит 14 февраля не камнем, а копьем (хотя один из воинов бросил в Кука камень, и этот факт запомнил Высоцкий, сделав его причиной гибели капитана); никакой «вождь Большая Бука»

не «науськивал» толпу (был жрец Коа, который подошел к нему со спины и ударил палицей), а Кук сам начал стрелять по туземцам из-за того, что они крали вещи с его корабля; Кука они не съели, но разрубили его тело на куски и вовсе не сожалели об этом…

Может возникнуть вопрос: неужели Высоцкий не знал подлинную историю гибели Кука? Думается, что как раз наоборот: всё он прекрасно знал (и на своих концертах постоянно ссылался на различные свидетельства современников [1474] ), но только написана эта песня совсем не о Куке.

Итак, почему же местом гибели главного героя Высоцкий называл то Гвинею, то Гвиану? Разумеется, в первую очередь, потому, что они похожи по звучанию. А Новую Гвинею он называл чаще всего по той причине, что именно она в массовом сознании ассоциируется с дикарями. К тому же восточную часть острова Новая Гвинея занимает государство под названием «Папуа Новая Гвинея», а «Папуа» очень напоминает папуасов, то есть тех же аборигенов и дикарей.

1474

Например, однажды он дал такой комментарий: «По многим, многочисленным записям, и в бортовом журнале, было написано о различных встречах с аборигенами, которые обожали Кука и все-таки его съели» (Тбилиси, ТНИИСГЭИ, сентябрь 1979).

Но допустим даже, что Кук погиб в Гвинее. Почему же тогда Высоцкий в своей песне не поменял на нее Австралию («Ели в этой солнечной Австралии / Друга дружку злые дикари»)? Да потому что, во-первых, Австралия — это тоже остров, а во-вторых, сюжет с Куком для Высоцкого был не более чем поводом для того, чтобы рассказать о себе и о своей судьбе. Поэтому в своих комментариях он постоянно привязывал историю Джеймса Кука к современности, давая понять, какой подтекст имеет его песня: «Ну, так бывает — что вот любят, а все равно съедят. Так что в этом смысле мы не очень далеко уити от дикарей» [1475] ^².

1475

УчКулуК, дк «Современник, 21.07.1979; 1-е выступление.

Также в этой связи Высоцкий рассказывал историю о том, как он во время своего визита на Таити летом 1977 года спросил смотрителя полинезийского музея, почему у них лишь недавно был принят закон против каннибализма: «Я спрашивал у смотрителя музея, почему. Он говорит: “Ну, в общем, это были поверья такие: для того, чтобы стать храбрее, надо съесть печень врага; чтобы лучше бегать, надо, там, значит, голень у него; чтобы лучше стрелять из лука или кидать копье — надо глаз. Ну дикари, ну чего делать? Потом я подумал-подумал: ну а мы-то что? Мы для того, чтобы самому стать лучше, тоже съедим пару хороших людей. Верно?» [1476] ^[1477] ; «Они, аборигены — и австралийские, и вообще островитяне, его любили, Кука. Так пишут современники. И съели все равно. Именно, может быть, поэтому. Потому что любили. Так бывает, что любят и все равно съедят. Так что мы с вами знаем это. Что сами делаем довольно часто: “Мы вас любим, мы вас любим”, смотришь…»^п24.

1476

Навои, ДК «Фархад», 27.07.1979.

1477

Москва, ВПТИтяжмаш, 10.04.1980.

«Смотришь — уже тебя едят», — хотел сказать Высоцкий, но недоговорил.

Ведь в самом деле: ему сплошь и рядом признавались в любви, но вместе с тем, как заметил в одном из интервью Леонид Филатов, «народ его любил. Любил его и язвил его, и истязал чудовищно, потому что от любви до ненависти один шаг. Потому что казалось, что он вечный. Поэтому и записки были всякого рода, и атаки после концертов… “А почему вы поете всякие уголовные песни?” — “Да ничего я не пою… Это был момент… Это были стилизации”.