Энола Холмс и маркиз в мышеловке

Спрингер Нэнси

— Куда... бежать? — выдохнул Тьюки. Я больше не могла называть его ни лордом, ни виконтом, ни сыном герцога. Теперь он был моим товарищем по несчастью. Тьюки едва поспевал за мной и тяжело дышал.

— Не знаю! — честно ответила я.

Мы оказались в тупике, окруженные черной как смоль водой, на скользких досках. Мы рванулись было в другую сторону, но и там путь преграждала вода. Я затряслась от страха. Упасть в реку для меня означало верную смерть; я бы, несомненно, утонула. И Тьюки вряд ли умел плавать. Но у нас не оставалось времени на раздумья. Наш враг

выскочил из каюты, на этот раз в более или менее приличной одежде, и зарычал:

— Убью обоих!

Словно разъяренный медведь, вышедший из берлоги, он рванулся вперед и спрыгнул с судна в лабиринт пирсов.

Более того — за ним следовала небольшая, скрюченная фигурка, походившая на голодного пса, который хвостиком ходит за нищим. Очевидно, я ударила Писклявого недостаточно сильно.

— Прыгай! — взвыла я и буквально перелетела на соседний пирс. Юбки взмыли в воздух.

Он закачался подо мной, но мне удалось сохранить равновесие. Только я перевела дыхание, как доски снова затрещали, причем сильнее прежнего — рядом со мной приземлился Тьюксбери. Сил кричать у меня не оставалось, и я издала слабый писк. Тьюки схватил меня за руку и крикнул:

— Бежим!

Теперь он вел меня за собой. Правая рука у него дрожала; мой складной нож он, видимо, потерял. Я снова задрожала всем телом, услышав тяжелые шаги головорезов за спиной.

— О боже! — выдохнула я, когда мы добежали до края пирса и снова оказались в тупике.

Тьюки тихо выругался.

— Ай-яй-яй, — пожурила его я и снова взяла дело в свои руки. — Сюда!

Наконец мы выбрались на твердую землю и дорогу из булыжников, кирпичей и цемента. Но наши преследователи тоже сошли на берег, и им до нас было рукой подать. Я видела кровь, стекающую по лбу Писклявого, и его налитые кровью глаза, жесткие волоски в ушах Здоровяка и его побагровевшее от ярости круглое лицо. Красная луна — дурной знак.

Не буду скрывать — я снова завизжала как подстреленный кролик. Не разбирая дороги и не выпуская руки Тьюки, я помчалась по узкой улочке и завернула за угол.

— Скорее!

Мы лавировали между нагруженными телегами и взмыленными упряжными лошадьми, пока не добежали до следующего поворота.

К тому моменту я совершенно выдохлась и вся взмокла от пота, тем более что день был жаркий, а негодяи все еще нас преследовали.

Тьюки отставал. Я тащила его за собой, понимая, какую боль ему причиняет каждое движение. Его босые стертые ступни ударялись о твердые камни, а дорога к тому же шла в гору.

— Ну же, скорее! — взмолилась я.

— Не могу, — выдохнул Тьюки и попытался выдернуть руку. Я усилила хватку.

— Наверняка можешь. Ты обязан.

— Ты... беги. Спасайся.

— Нет.

Я постаралась успокоиться и трезво оценить ситуацию. Судя по всему, мы покидали царство причалов, телег и складов. Перед нами открылась бедная улочка с ветхими домишками и небогатыми лавками рыбника, ростовщика, починщика зонтов. Уличные торговцы кричали:

— Живые мидии, живые устрицы!

— Сладкое мороженое! Холодное земляничное мороженое!

Были там

и прохожие: дворник с запряженным в телегу ослом, рабочие с тачками металлолома, девушки в чепчиках и фартуках, некогда белых, а теперь схожих по цвету со шляпками грибов. Они не спешили нам помогать, но их было не так много, чтобы они вовсе не заметили босого мальчишку и лохматую девчонку без шляпы и в окровавленном платье вдовы.

— Хватайте их! Воры! — проревел Здоровяк. — Остановите этих пройдох! Злодеи! Карманники!

На нас с Тьюки сразу устремились любопытные взгляды. Мы пробегали мимо магазинчиков с разнообразным барахлом: подержанной мебелью, ношеной одеждой, подновленными шляпками и залатанной обувью. Из тумана жара и ужаса то и дело возникали чужие лица и через мгновение оставались позади.

Одно из них показалось мне знакомым, но я не сразу вспомнила, где его видела.

Прошло несколько секунд, и меня озарило:

— Тьюки! Быстрее!

Я свернула в узкий переулок между двумя полуразвалившимися пансионами, обогнула коровий сарай, пробежала через пахучие конюшни за домами, где воняло ослами, козами, гусями и курицами. Еще поворот...

— Вам от меня не уйти! — раздалось за сараем. Погоня наступала нам на пятки.

— Сдавайтесь! — взвизгнул Писклявый.

— Дура! — выкрикнул Тьюксбери, очевидно обращаясь ко мне. — Зачем ты носишься кругами?! Они нас поймают!

— Скоро поймешь. Давай за мной.

Я отпустила его руку и, попрощавшись с остатками скромности, торопливо расстегнула пуговицы на груди. На бегу я выудила из подкладки на грудь одну хрустящую купюру и зажала ее в кулаке, а затем завернула за угол и поспешила к лавке поношенной одежды.

Хозяйка стояла на пороге, наслаждаясь прохладным ветерком и видом на улицу. Стоило ей нас завидеть, как блаженное выражение ее лица сменилось тревогой. Сейчас она была скорее похожа не на малиновку или жабу, а на мышку, зажатую лапой кошки.

— Нет! — ахнула она. — Нет, Резак меня пришьет! Моя жизнь столько не стоит...

На разговоры времени не было. Еще секунда — и наши преследователи выбегут из-за угла и снова нас увидят. Я впихнула сто фунтов в руки миссис Калхейн — судя по всему, так ее звали, — схватила Тьюки за рукав и втащила за собой в лавку поношенной одежды Калхейна.

Глава четырнадцатая

Совершенно выдохшиеся, мы забежали в сумрачное, грязное, захламленное помещение. Там было душно и жарко как в печке. На одной из стен висели длинные плащи и накидки, и мы поспешили скрыться за их темными силуэтами. Я наблюдала за входной дверью, дрожа и сжимая кулаки, гадая, возымела ли эффект моя взятка.

— Спрячься под стол! — прошептал Тьюки.

Я помотала головой. Из окна мне было видно, как собравшийся народ расходится, а круглолицый головорез и его худощавый напарник носятся по улице и злобно оглядываются по сторонам. Здоровяк схватил за ворот проходящего мимо парня так, что у того чуть не оторвались ноги от земли, и заорал ему прямо в лицо. Бедняга показал пальцем в нашем направлении.