Эригена и не только

Воликов Роман Владимирович

– Апостол говорил: «Знание надмевает, только любовь назидает» (28).

– Это ошибка, трактовать слова Апостола как противоречие, – сказал брат Тегван. – Ведь любовь без знания может привести к демонам.

– Брат Ансельм мог убить Эригену? – сказал я.

– Мог, – сказал брат Тегван. – Его мог убить любой из братьев. Но на брата Ансельма я думаю меньше всего.

– Почему?

– Брат Ансельм как отражение в воде. Подует ветер, пойдёт зыбь. Засветит солнце, образ будет яркий и добрый. Когда с ним говоришь, будто в пустоту проваливаешься.

– Ты туманно изъясняешься, – сказал я.

– Брат Ансельм всегда наблюдатель.

Он может спорить, но никогда не скажет ничего такого, что думает на самом деле. Ему не интересно что-либо делать самому. Он будет слушать, долго, терпеливо, пока ты сам наконец не сделаешь то, чего ему хочется. Я думаю, он складывал мысли Иоанна Скотта у себя в голове, он ими питался, ему стало одиноко после смерти аббата.

– Значит, он мог вдохновить на убийство, – сказал я.

– Мог, – сказал брат Тегван. – Но чьими же тогда мыслями он стал бы питаться? Я уверен, что Иоанна Скотта убил фриз Улферт, наёмный убийца, присланный из Галлии. Ты только посмотри на него: ему человеческий хребет переломить как соломинку.

– Внешнее впечатление часто обманчиво, – сказал я. – Ты оказался прав, брат Улферт «circatores» реймсского архиепископа, но «circatores» никогда не убивают, они лишь соглядатаи и доносчики.

– Не знаю, – насупился брат Тегван. – Мне нужно работать. У тебя есть ещё вопросы, брат Эльфрик?

– Есть, – сказал я. – Что за недуг случился с тобой по дороге из Гластонбери?

– У меня поднялся сильный жар. Меня приютили крестьяне в одной крохотной деревне. Несколько дней я пролежал в полном беспамятстве, а потом недуг как рукой сняло. Я полагаю, что у меня было воспаление брюшной слизи.

– Как называется эта деревня? – спросил я.

– Я не знаю, – сказал брат Тегван. – Я торопился в Малмсбери. Я тебе уже говорил, у меня были нехорошие предчувствия, когда я покидал Учителя. Не ожидал, что ты будешь подозревать меня, брат Эльфрик.

– Ты мне говорил, что готов почитать на память отрывки из трактата Иоанна Скотта «О божественном предопределении». А где ты их выучил? Ведь, как мне известно, этой запрещенной книги нет на острове. Учитель рассказывал о ней?

– Нет, я прочитал книгу до знакомства с Учителем. Пять лет назад в Лондон, тогда ещё не захваченный безбожными норманнами, по приглашению нашего короля Альфреда приезжал Анастасий библиотекарь (29). Я удостоился великой чести быть среди тех братьев, с которыми беседовал этот славный монах. Он мне и подарил книгу «О божественном предопределении».

– Подарил? – улыбнулся я. – Запрещенную Святым Престолом книгу?

– Да, я украл её, – сказал брат Тегван. – Вытащил, крадучись, из дорожного сундука Анастасия. Это великий грех, но искушение оказалось сильнее меня. С другой стороны, Анастасию ведь тоже запрещено иметь эту книгу. Так что, возможно, я поступил во благо.

– А где она сейчас? – сказал я.

– Однажды брат Ансельм застал меня за чтением этой книги. Это было незадолго до того, как Иоанн Скотт поселился в нашем монастыре. Вероятно, брат Ансельм слышал о ней, потому что сразу узнал название. Он не стал меня ругать, просто забрал с собой, сказав, что утопит в реке.

– Какой добрый человек брат Ансельм, – сказал я.

– Он себе на уме. Я ничуть не сомневаюсь, что трактат Иоанна Скотта по-прежнему хранится у него.

– Похоже на правду. Что касается моих подозрений, то подозрение это ведь не обвинение.

– Я не убивал Иоанна

Скотта, – крикнул брат Тегван. – Ты можешь меня пытать, но я не возьму на себя чужой грех.

– Успокойся, дорогой брат, – сказал я. – Пытаю не я, этим занимаются совсем другие люди.

После вечерней молитвы ко мне подошёл брат Ансельм: «Я хотел бы поговорить с тобой, уважаемый визитатор архиепископа Кентерберийского».

– Весь во внимании, – сказал я.

– У меня были сегодня продолжительные беседы с братьями Улфертом и Тегваном, – сказал келарь. – С каждым по отдельности, они пересказали мне разговоры с тобой. И, к сожаленью, я убеждаюсь в том, что и предполагал: ты ищешь не истину, а виновного. Если точнее, того, кто больше подходит на виновного.

– Ты ведь начитанный человек, брат Ансельм, – сказал я. – И наверняка читал Порфирия. Помнишь, он рассуждал, как последние языческие философы увлеклись мистическими опытами, кажется, у них это называлось теургия. И до того увлеклись, что весь смысл мира свели к этой мистике. Не находишь, что твоё убеждение в свершившемся Божьем суде над Эригеной попахивает этим шарлатанством.

– Я читал Порфирия, – сказал брат Ансельм. – Напомню тебе, что Порфирий относился к мистикам со скепсисом.

– Вот и я скептик, – сказал я. – Богу не к чему было втыкать грифель в сердце Иоанна Скотта.

– Хорошо, я скажу тебе правду, – сказал брат Ансельм. – Начну по совету язычника Сенеки ab absurdo – от противного. Брат Улферт не лжёт: он не получал приказ убить Иоанна Скотта. Я ведь сразу догадался, что фриз очарован умом Эригены. Так часто бывает с людьми, которые от рождения вели жизнь животного, а потом вдруг дорвались до книг. Если бы брат Улферт жил во времена Сократа, он угробил бы половину Афин, но спас мудреца от казни. При этом он простодушен, он даже не понял, что я дразню его, предлагая донести о еретических размышлениях брата Иоанна. Я прекрасно понимал, что доносить он не станет.

– Тебе скучно, брат Ансельм? – спросил я.

– Отчасти, да. Я плохой монах, хотя много лет в монашестве. Я так и не смог избавиться от мирских соблазнов, поэтому нисколько не сомневаюсь, что мне гореть в аду. Однако обо мне в своё время. Брат Тегван обычный дурак, которых Господь через пророка предостерегает: «Не сотвори себе кумира и всякаго подобия, да не поклонишися им, ни послужиши им» (30). Редко когда это предостережение бывает действенным. Брат Тегван обездоленный человек, народ его пребывает в рабстве, с юности он наблюдает убожество нашей монашеской жизни, для него Эригена не просто луч света, для него это последняя надежда найти хоть какой-то смысл в своей жизни. Утверждение брата Улферта, что библиотекарь мог стать неким новоявленным Иудой, сомнительно по той простой причине, что для этого требуется хитрость ума, которой брат Тегван не располагает вовсе. Предел его возможностей – сгореть заживо на костре во имя великого Учителя.

– В таком случае остаёшься ты один, – сказал я. – Это признание, брат Ансельм?

– Пока только косвенная улика, – сказал брат Ансельм. – Ты почему-то забыл, что в аббатстве есть ещё пятнадцать монахов. Я понимаю, что они производят впечатление серого безликого стада. Более того, это так и есть. За те дни, что ты в монастыре, ты даже не полюбопытствовал, как кого из них зовут. Если бы я сказал, что они немые, ты, без сомнения, поверил бы. Это толпа и в то же время это люди, а не овцы.